— Как же я могу его утратить? Я четвёртый день только об этом и думаю!..

— Ну, тогда у тебя вскоре появится такая возможность.

— Аллилуйя! Небеса не отвергли нас, ура!!

— Слушай, почему у тебя так шумно, ты куда-то едешь?

— Возвращаюсь из Голландии, с корпоративного тренинга.

— Из Голландии?.. А где ты живёшь, если не секрет? Мы с тобой в пятницу два часа проболтали, но я так и не удосужилась спросить тебя об этом, извини.

Костя слегка замялся. «Ну, что, сознаваться или ещё немного повилять хвостом?».

— Понимаешь, Эвелин… — начал он занудным голосом.

— Только не говори мне, что ты нелегал!

Костя засмеялся:

— Ну, разве могут нелегалы ездить на корпоративные тренинги? Живу я, как бы это тебе сказать…

— О, тут, я гляжу, прямо какая-то тайна мадридского двора! Let me guess. Может быть, на брюссельском Гран-пласе? Или в королевских покоях?

— Да нет, — скромно засмеялся Костя. — Всего лишь на площади Святого Якоба в городе Генте…

— Что?! Ах, ты бесстыжий фигляр! А я то, глупая, купилась: турист, любитель бельгийского пива… И как же я теперь смогу тебе верить после такого обмана?

Купаться в пене этого фальшивого негодования было до одури приятно, и всё же главным теперь являлись самоконтроль и чёткая, филигранная логика. Упускать момент было ни в коем случае нельзя.

— Каюсь, грешен. Но не из дурных побуждений к фальсификации прибег, а из самых, что ни на есть, кротких и возвышенных, — подобострастным аллюром начал Костя свой лукавый манёвр. — Готов искупить вину какой угодно жертвой, любым подвигом, а также любым обетом.

Из динамика послышался мягкий девичий смешок:

— И жертва, конечно, будет показной и мнимой; подвиг — воображаемым, хоть и действительно геройским; ну, а обет, как потом выяснится, — совершенно не выполнимым…

— О, как вы не справедливы к бедной, романтической душе, сударыня!.. Да, кстати, Эвелин. Поправь меня, если я вру, но слово «турист» при нашем знакомстве не было произнесено ни разу. Это во-первых, — Костя старался идти по самой бровке, тонко соотнося нежную вкрадчивость своего голоса с жёсткими, точными формулировками. — А, во-вторых, звание «любителя бельгийского пива» я готов отстаивать, где угодно и перед кем угодно, и, клянусь головой, у меня хватит аргументов, для того чтобы убедить самого завзятого скептика!

— Ну, вот! Он ещё к тому же и спорщик.

Девушка явно принимала Костину игру, и это, само по себе, было очень хорошим знаком, так как показывало её внутреннее к нему расположение и очевидную умеренность тех «рестриктивных обстоятельств», из-за которых она не смогла позвонить в предыдущие три дня.

Он не знал, на что, собственно, надеялся, или к чему стремился. Задать прямой вопрос, как собирался накануне: свободна ты или нет? — было страшно. Не потому, что с большой вероятностью ответ на него был бы отрицательным, а именно потому, что этот отрицательный ответ перечеркнул бы какую-то имплицитную возможность, какой-то скрытый потенциал, заложенный во всей этой ситуации. Что это был за потенциал, Костя пока ещё не разгадал, поэтому и выбрал тактику осмотрительного выжидания, полагаясь на известное свойство времени вытаскивать на поверхность глубоко запрятанное и объяснять непонятное.

— Ну, ладно, русский лгунишка, я тебя прощаю, — великодушно сказала Эвелин. — Да, чуть не забыла: шаманский слёт состоится не в эти выходные — они там всё переиграли из-за какой-то накладки с одним из главных участников. Короче, всё мероприятие целиком перенесено на две недели вперёд.

Он на секунду задумался.

— Подожди. Но ведь это же девятое и десятое июля, а девятого числа будет финал!

— Решай сам, что для тебя важнее, — равнодушно сказала фламандская пери, и от холодных модуляций её голоса у Кости неприятно засосало под ложечкой. — Только завтра-послезавтра сообщи мне, пожалуйста, своё решение — я должна подтвердить заполнение вакансии.

Это уже совсем никуда не годилось. Робкие, едва успевшие оформиться надежды таяли в воздухе как утренний туман на восходе солнца.

«Никакого дела ей до меня нет! — мгновенно оформилось у Кости в мозгу тревожное заключение. — Всё только лишь пустой и глупый самообман».

Последний авантаж, который он мог извлечь из своего гиблого положения, заключался в номере её телефона, хотя, по большому счёту, и ему теперь цена была три копейки. «Влюбился мальчик в чужую девочку… обидно, как говорится, досадно, но ладно».

— Константин, ты меня слышишь? — спросил из динамика нетерпеливый голос. — Алло!..

— Я слышу тебя, Эвелин, — внятно и спокойно ответил Костя. — Давай мне номер своего мобильника, я завтра позвоню.

Он достал ручку из папки, лежавшей на переднем пассажирском сидении, вытащил из кармана чек с последней автозаправки, приладил его на коленке и, насколько мог, аккуратно записал продиктованный номер. После этого, абсолютно не радуясь своей победе, простился и включил CD-плейер, который тут же поставил ему беспощадный диагноз:

…И на каждой спине виден след колеи,

Мы ложимся, как хворост, под колёса любви.

— Спасибо на «добром» слове! — сказал Костя Славе Бутусову, затем поймал направление «Gent-centrum» и начал съезжать с автобана.

Вечером, без предварительного звонка, пришел Эдик.

— Сидел тут в Абажуре, дай, думаю, заскочу, вдруг ты дома, — как всегда, на повышенных обертонах заголосил он с порога. — А-а, ты телик смотришь! Ну, кто там кого?

Пока Костя объяснял положение, Эдик скинул обувь и по-хозяйски прошлёпал на кухню, прямиком к холодильнику. Костя его манеры давно изучил и никаких отрицательных эмоций по поводу такой бесцеремонности не испытывал.

— Захвати мне тоже бутылочку!

— Тебе восьмёрку Rochefort, как обычно?

— Ага.

Через минуту Эдик нарисовался в комнате, вытащил из Костиной коллекции в шкафу стакан Westmalle — для себя и, сгрузив всё, что было у него в руках, на журнальный столик, уселся рядом со своим приятелем.

— Как погудели в Амстердаме?

— Да так… — сухо и как бы с натугой ответил Костя.

— Что, совсем никакой поэзии, одна корпоративная гниль и тоска одиночества?

Костя небрежно усмехнулся.

— Примерно так…

— Не весел ты что-то, брат, не узнаю тебя.

— Эдька, смотри футбол, не зуди!

— О-о… И откуда же у нас ипохондрия такая сделалась?

— Какая, к чёрту, ипохондрия? Я абсолютно здоров!

— Да?.. А мне почему-то так не кажется.

— Ну, вот ещё психолог-знаток человеческих душ на мою голову. Отстань!