— Ой-ой-ой!.. Слушай! А не женщина ли, часом, тут замешана? Я ведь тебя, как облупленного знаю. Что, кинула какая-нибудь голландская фифа?

— Эдик, FIFA — это, в переводе с английского, Всемирная Федерация Футбола, — сказал Костя слегка раздражённо, после чего, немного помедлив, добавил: — а если кто меня и кинул, так это только я сам.

— Любопытное предположение. Правда, ничего не объясняющее.

— Гол!! — заорал Костя — Ну, вот видишь, 3:0. Да, немцы в этот раз далеко пойдут.

— Можно вообразить, что в 2002-ом они только и сделали, что «сходили» за околицу… Ну, ладно, ты мне вола не крути! Давай, выкладывай всё, как есть. Я ведь уже понял: это никто иной, как та блондинка, которую ты провожал на Площадь коммерции, верно?

Костя измученным взглядом посмотрел на Эдика.

— Какая же ты мерзкая пиявка! Ну, да, да, это она. Что дальше?

— Вы с ней о чём-то договорились в прошлый раз, и она, конечно, не сдержала обещания, так?

— Да нет, не совсем… Я о ней четвёртый день думаю, с утра до вечера, Эдик! Как будто с ума схожу, ты понимаешь?!

— Э-э-э, и на старуху бывает проруха… Однако ты мне так и не объяснил, в чём же, собственно, проблема?

— В чём, в чём… да в том, что у неё есть парень, а может, и fiancé! Неужели непонятно?

— Та-а-ак!.. Это она сама тебе сказала?

— Говорить не говорила… но такие вещи очень быстро и без всяких слов становятся очевидными.

— А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста! Ты ведь знаешь, что я всё равно не отстану.

Костя нехотя рассказал Эдику о шаманском слёте, о котором умолчал в субботу, когда они ехали в Вестфлейтерен, а также о сегодняшнем звонке Эвелин и её холодном замечании по поводу того, что он сам должен определиться со своим участием в мероприятии.

Выслушав до конца, Эдик недоумённо поднял брови и, на манер шута-бомолоха из греческой комедии, по-идиотски кривляясь, начал заглядывать Косте в глаза.

— Это, надо думать, как раз и есть та самая «очевидность», которую ты, из-за амурной слепоты, возвёл в ранг неоспоримого факта? — спросил он крайне язвительно, хоть и по-доброму.

— А, что, по-твоему, здесь могут быть какие-то варианты?

— Вариант здесь, на мой взгляд, только один: твой категорический вывод базируется на самой обыкновенной и просто-таки глупейшей традукции!

— Чего? — непонимающе воззрился на него Костя.

— А того! На совершенно ложном и абсолютно нелепом умозаключении он у тебя базируется, вот чего!

— Ты хочешь сказать, она свободна, а эти, так называемые «дела», которые у неё были в предыдущие три дня, есть ничто иное, как шопинг, работа и уход за любимой бабушкой?

— Вот! Вот именно здесь ты и показываешь весь свой павлиний кретинизм! Она сама предложила узнать, будет ли свободно рабочее место в лагере, так?

— Ну, так.

— Сама тебе позвонила и сообщила, что ты можешь на это место рассчитывать, так?

— Ну, допустим.

— То есть, другими словами, она сама пригласила тебя на двухдневный пикничок. Тебя — парня, который недвусмысленно охаживал её накануне! И пикничок, между прочим, с перспективой теплого летнего вечера на природе и не менее «тёплой» ночёвки в кемпинге, или даже палатке… Теперь скажи мне, могла ли какая-нибудь здравомыслящая девушка устроить всё это только лишь ради твоей любви к эзотерике и оккультизму, которой у тебя, кстати говоря, и в помине нет?

В этот момент Эдик был похож на адвоката с Уолл-Стрит, только что закончившего свою патетическую речь в зале суда и, тем самым, убавившего возможный срок наказания подсудимого, по крайней мере, на пятьдесят процентов. Костя тщетно пытался обнаружить хоть какой-либо изъян в его логике, однако выдвинутое Эдиком апагогическое доказательство заинтересованности Эвелин в продолжении их знакомства выглядело неоспоримым.

— Понимаешь, Эдюнь, я, наверное, действительно плохо соображаю, — начал он слегка невпопад. — Последний раз в таком состоянии я пребывал в день знакомства со своей второй женой, одиннадцать лет назад. Там, правда, всё было ясно, не то что теперь.

— Обалдуй ты, Коська, — дружелюбно вздохнул Эдик. — Но таких провидение как раз и любит!… Езжай, мотай там побольше на ус, амурами и купидонами не увлекайся. Когда вернёшься, я с тебя доскональный отчёт потребую — за инъекцию здравого смысла! Ну, а коли уж, по дурости своей, в отказ пойдёшь — ты ведь теперь, как я вижу, и правда без царя в голове — халтурку всё-таки не вздумай упускать! На такое дело человечек всегда найдётся.

— Ладно, — осклабился Костя и треснул Эдика по затылку, — твою кандидатуру я уж выставить не забуду, если что! А Маринке шепну: мол, в самые надёжные руки любимого твоего передал…

Матч Германия-Эквадор давно подошёл к концу, безо всяких изменений в счёте; но Эдика, по его словам, рано домой не ждали, и он остался глядеть следующую пару игр.

Болезненных для Кости вопросов они в тот день уже не поднимали.

— Завтра будем смотреть Голландию с Аргентиной, — сказал полупьяный Эдик перед уходом. — Может, реванш за 1998 год получится, а Коська? По-моему, шанс к тому имеется самый, что ни на есть, золотой.

— Реванша не будет. Голландцы, даже если 10:0 проиграют, так или иначе, уже в следующем круге.

Эдик вынужденно согласился, натянул кроссовки, пожелал Косте всех благ и вышел за дверь.

На следующий день реванша не получилось даже в плане моральной компенсации, поскольку за все девяносто минут в матче Аргентина-Нидерланды счёт так и не был открыт. Костя, взявший в этот день выходной и загадавший для себя, что непременно позвонит Эвелин и согласится поехать в Ремушан в том случае, если его любимая команда одержит победу, и, опять же, непременно откажется от участия, если выиграют голландцы, столкнулся, в результате, с весьма неудобной компликацией и отложил звонок до следующего дня.

По прибытии в офис желание включаться на полную катушку в трудовые будни у Кости почему-то не возникло. Многие коллеги отметили его странную молчаливость и рассеянность, а Хелен, неверно оценив причинно-следственную связь и наивно приняв такое изменение в Костином облике целиком на свой счёт, даже сделала попытку вызвать его на объяснительный тет-а-тет.

Её взбудораженная совесть была, однако, мигом успокоена, в то время как тайные чувства, в некоторой степени, уязвлены: к непонятной задумчивости всегда столь жизнерадостного менеджера Хелен не имела, по его собственным словам, никакого отношения.

В тот день Костя не захотел откровенничать ни с кем, включая Рене, которому лишь вскользь сообщил, что занят обдумыванием некой идеи, но говорить конкретные вещи по данному поводу считает преждевременным. Деликатный Рене тут же прекратил всякие расспросы.

Вечером Италия выиграла у чехов, и этот светлый и радостный факт не смог до конца омрачиться даже сокрушительной победой Бразилии над японцами.