– Я принесу попозже. У меня дома энзэ. Если сейчас и третий мозг таким окажется, это же сенсация! Научная сенсация!

– Подожди, Рая. Взвесим всё, подожди, не торопись. Лиса стала больше, с этим связано увеличение мозга.

– Но не такое же, Татьяна вы наша Михайловна, не такое же!

И женщины занялись промывкой лисьей головы и трепанацией черепа. Мозг, мягкий, текучий, по плотности схожий с водой, аккуратнейшим образом был извлечён, промыт и повешен сушиться над обыкновенной кухонной плитой с включённой конфоркой.

Всю зиму по вечерам Татьяна Михайловна препарировала лисьи мозги. Точнее, готовила образцы. Сначала очищала от оболочек, после фотографировала, взвешивала постоянно. Но до гистологических срезов, которые можно изучать в микроскоп, было ещё далеко. Только через год Татьяна Михайловна сможет это сделать в домашних условиях. Из лаборатории тем коварным утром первого летнего дня, когда объявили о сокращении, а точнее, о слиянии двух лабораторий, норковой и лисьей, Татьяне Михайловне сразу всё стало ясно. Первым делом она стащила микротом и отнесла его в гаражи к Серёге Кузьмину. Теперь микротом очень пригодился, а Кузьмин стал для пушной феи самым важным человеком. От него теперь зависела заточка микротомных ножей и настройка прибора. Шутка ли, гистологические срезы в 10 микрон! Значит, микротомный нож должен быть идеально гладким. Зазубринка в одну десятую микрона оставит на срезах лисьего уникального мозга полоску, а значит, выводы могут считаться некорректными. Всё, что когда-то обслуживали за государственный счёт, теперь кустарно поддерживали энтузиасты, подвижники и помощники пушной феи… После первых неудачных гистологических срезов Татьяна Михайловна сама научилась затачивать ножи и просила Кузьмина слёзно – не пить.

– Не пей! Брось это дело! От тебя зависит будущее науки.

– Так уж и будущее, – вздыхал виновато Кузьмин.

– Видишь, парафин на предметных стёклах разошёлся, а срезы неровные, глянь в микроскоп-то!

Кузьмин послушно подвинтил окуляр под свой глаз.

– Год работы коту под хвост, Сергей. Прошу! Брось пить ради наших лис-мучениц, ради науки, ради славы нашего зверохозяйства и всего Пушнорядья!

– Да разве лисы – мученицы? А вы, Татьяна Михайловна? Вот уж кого подставили, так подставили. Убил бы, если б знал кто. – Кузьмин прищурился, согнулся над низким для него столом в три погибели и тихо проговорил: – Поговаривают, история-то с убийством мутная. Ничего не ясно до сих пор. Кто? Что?

– Мы должны смотреть в будущее. Предупреждаешь, чтобы лис не трогали, а если убьют или найдут мертвяка с клеймом в любой стадии разложения, чтобы несли на ветстанцию?

– Предупреждаю. Я-то что. Я всё с норками, их обслуживаю. Жена всех просит.

– Продавец мороженого – великий человек! Я всегда это знала! – Татьяна Михайловна обрадовалась, отодвинула микроскоп, лицо её засветилось. – Как я любила в детстве эти шарики в вафле. Это было счастье, праздник. А теперь ничего не радует. Вот, покуриваю иногда свой собственный табак, как-то легче сразу. На ночь курю иногда. Одна радость в жизни…

Кузьмин бросил пить, чтобы не расстраивать пушную фею, и все гистологические срезы с той поры стали почти идеальными.

Татьяна Михайловна изучала мозг не только из-за резко увеличенного размера, а главным образом исследовала наличие и изменение размеров полей и подполей. Ненужные области мозга двух лисиц она заспиртовала в специальные бутыли с широким горлом из-под вина, в коммерческих палатках теперь продавалось навалом спиртного, эти итальянские или испанские бутыли как будто были созданы для заспиртованных образцов… «Лисья кунсткамера» пряталась в баре шкафа-серванта… То же ждало в будущем и мозг третьей головы. Выводы после изучения двух голов обескуражили Татьяну Михайловну: в мозге серебристо-чёрной лисы появились новые подполя – то есть за пятнадцать лет лиса прошла целую эволюцию: стала не только крупнее, но и умнее…

⁂

Пушнорядцы вспоминали о лисьей ферме и уничтоженном питомнике, лисья ферма была заселена голубыми и белыми норками. С подвешенными клетками лисьи фермы преобразились, выглядело хозяйство завораживающе, напоминало чудо, не то что лисьи грязные вольеры, всё чистенько, всё удобно – белые платиновые и голубые зверьки жили в маленьких закутках и в ус себе не дули. Приезжавшие за шубами оптовики шли полюбоваться на глупеньких животных семейства куньих. Они умилялись шведам, современному импортному оснащению фермы и ничуть не жалели о немаленькой плате, которую взимали за просмотр.

Когда обнаружилось, что «скрещивание» диких и экспериментальных лис повсеместно «бегает» по Пушнорядью, то новость в прессе была освещена очень широко. Бабушка ужасно испугалась, когда её спустя три года стали приглашать везде. От радио она отказалась наотрез, а на телевидение всё-таки сходила и ответила, что она понятия не имеет, почему не погибли экспериментальные животные. Но если уж так произошло, как бы там ни было: лисы сбежали, смешались с лесными, дикими, значит, постепенно чернота уйдёт, и лисы опять будут хромистами, меланисты должны уйти – это закон пигментации в природе. Чёрный искусственно созданный окрас всегда вытеснит красный, исконный, отработанный веками эволюции. И будут лисы бегать, как и прежде, периодически рожая всё же щенков не красных – ген будет изредка выдавать и чёрный окрас.

– Когда это произойдёт? – спросил ведущий бабушку.

– Через три поколения чёрный пигмент уходит.

– Почему? – задал дилетантский вопрос ведущий.

– Потому что, – Татьяна Михайловна никак не показала, что второй раз одно и то же приходится говорить из-за невнимательности не особо одарённого ведущего, – если объяснять просто, у серебристых лисиц есть красный пигмент, просто чёрный его перебивает, а у красных лисиц нет чёрного пигмента, поэтому со временем будут опять красные.

– Ну сколько по времени, ответьте охотникам, они волнуются.

– Зачем волноваться? Не надо волноваться. Надо охотиться, и всё.

– Но крестовки дороже рыжих, как оказалось…

– В среднем лисы в нашей местности живут шесть лет, вот и считайте, уже третий помёт должен быть снова красным.

– То есть рыжим, – перебил ведущий.

– Ну если вам так понятнее, да: охристым. – Бабушка, когда беседовала с простыми людьми, неспециалистами, всегда подстраивалась под их термины.

– С белым кончиком на хвосте?

– Кончик – это наше всё, – улыбнулась бабушка. – Причём хвост изменит цвет с чёрного на рыжий в последнюю очередь, как и лапы.

– Вот вы говорите, крестовки живут шесть лет…

– Я говорю про среднюю продолжительность жизни лисы в дикой природе.

– Та-ак. Хорошо. А сколько, подскажите, жили лисы на вашей ферме?

– Ферма была не моя, государственная. Максимум восемнадцать лет. В среднем тринадцать. Но не надо забывать, что шёл эксперимент. Он мог сокращать продолжительность жизни. Все лисы, выражаясь бытовым языком, принимали много таблеток.