– Дуся! Ты моя Дусенька. Ну как ты жила без меня, родная, – обнимала лису мама, а лиса в ответ счастливо сипела и пыхтела. – Погладь лисичку, Алёнушка, погладь! – Мама присела на корточки, за холку направила лису к Ляле. И Ляля погладила лису. Спина её была костлявая, лисичка попалась худая. Мех был шёлковый, тёплый, пушистый, Ляля чувствовала биение лисьего сердца, размеренное, как тиканье будильника, Ляле понравилась эта седая. Лиса стала лизать маме ухо, будто что-то шептала на ушко, потом стала напрыгивать на Лялю и громко скулить – Ляля испугалась.

– Это она от радости, что познакомилась наконец с тобой. Она тебя знает.

Ляля опешила: откуда эта лиса может её знать?

– Меня? Знает? – прошептала Ляля.

– Да не пугайся ты. Просто Дусенька не будет так себя вести с незнакомыми. Она осторожная, иначе не дожила бы до таких лет. Ей и на ферме уже лет пять было. А сейчас. Фьють! – присвистнула мама. – Столько и не живут. Может, не Дуся? Дусь! Ты или не ты?

От помойки бежала к ним и вторая лиса, пегая, с белыми пятнами на задних лапах выше скакательного сустава.

– Ты моя лисонька, какая ты красавица, пятнистая какая, – запричитала мама и на эту лису. Но с ней мама обниматься не стала.

Лисы аллюрили вокруг.

– По-моему, они пришли нам что-то сказать. – Мама внимательно наблюдала за лисицами.

– Предупредить, – поправила Ляля.

Мама удивлённо посмотрела на Лялю. Если бы она знала про те, прошлые две встречи с лисами, она бы не удивлялась. Но мама была в своей Москве. Пусть ей бабушка рассказывает, Ляля не будет.

Во дворе появились люди – они вышли из крайнего подъезда, и мама сказала пегой с белыми пятнами:

– Ну всё! Улепётывайте! Люди!

Но лисы смешно кудахтали маме в ответ и не убегали.

– Странно… пойдём… – Мама взяла Лялю за руку.

Лисы аллюрили рядом, уже порыкивая, – Ляля вцепилась в мамину руку…

Мама поозиралась, посмотрела и на окна дома, снова присела, обняла Дусю и сказала:

– Дусенька! Если это ты! Нам надо в магазин. Мы за туфлями. Ещё увидимся, я насовсем приехала… Пошли! – Мама рывком потянула за собой Лялю, сквозь зубы процедила: – Не оборачивайся и не смотри на них.

Ляля почти побежала, рука ныла в плече – лисы, наверное, отстали. Ляля посмотрела на маму снизу вверх: у мамы стал странный взгляд, такой и у бабушки бывал, когда она рассказывала разные истории из прошлого и задумывалась. Вот и у мамы отсутствующий отрешённый взгляд, мама о чём-то думала, потом резко обернулась, достала сигареты… Ляля тоже обернулась – лис не было видно ни у дома, ни на дорожке, петляющей к шоссе. Мама поднесла к сигарете зажигалку…

– Мама! А вдруг их обидят или на шоссе машина задавит?

– Не задавит, – рявкнула, почти тявкнула мама. Да уж, настроение у мамы меняется. – Раньше только зимой они в город забегали, – сладко затянувшись и выпустив дым, сказала мама мечтательно.

– Нет, мама, они к нам забегают, забегают! Они наши с бабушкой защитники! – стала уверять Ляля и осеклась: лицо мамы стало испуганным. То есть оно не поменялось, но уголки рта задёргались.

– Как – защитники? И откуда ты знаешь, что лисы нас о чём-то хотят предупредить?

– А ты у бабушки спроси! – Ляля решила дерзить, воспоминание-то болезненное. – А то мы с бабушкой – здесь, ты далеко… а теперь… – И Ляля разревелась. Она хотела сказать: «Вот ты, мама, приехала, ничего не знаешь, что нам с бабушкой пережить пришлось, пока ты деньги зарабатывала. Мы тут живём, нас никто и защитить-то по-нормальному не может, кроме лис. У других папы, на худой конец дедушки. А у меня ни папы, ни дедушки. Папа неизвестно где, а дедушка умер…»

– Ну хорошо, хорошо, – улыбнулась мама примиряюще и поцеловала Лялю. От мамы пахло духами, помадой и незнакомыми косметическими запахами. Ляля любила нюхать помаду у бабушки на трюмо. Кроме помады, ничего у бабушки не водилось, но каждая помада пахла по-своему. Ляля знала только бабушкин запах.

Народу в магазине много, толчея. Яркие витрины, висячая одежда, манекены уродливых детей без лиц. В обувном отделе вообще ноги в витринах, от скакательного, то есть коленного сустава. Расчленёнка такая в кружевных гольфиках. Ляля, счастливая и гордая, примеряла туфли, но когда подошли к кассе, обнаружилось, что у мамы украли кошелёк. Мама тут же стала звонить по мобильному телефону – чёрной трубке с антенной. Люди стали останавливаться и смотреть на неё.

– Ну что такое? Здесь не звероферма! – сказала мама людям. – Что пялитесь? Телефона не видели?

«Здесь не звероферма» – так говорили и у Ляли в саду, когда хотели сказать «не в зоопарке». В трубку мама первым делом попросила заблокировать карту. В их городе тогда и не слышали о банковских карточках. Ляля ещё подумала, что за карточки такие. Да и мобильный телефон Ляля раньше вблизи не видела. Только издали один раз у заведующей их садом.

Туфли отложили. Мама сильно расстроилась, на обратном пути стала кому-то звонить и жаловаться:

– Представляешь: украли кошелёк, карточка, пять тысяч рублей и права… Хорошо, что паспорт дома оставила. Полис тоже украли, – повесила трубку и снова поцеловала Лялю: – Ничего, Алёнушка. Первый блин комом. Отвыкла от нашего города.

Ляля не стала напоминать маме, что она давно Ляля и этого не изменить. Они вернулись домой, мама взяла деньги с полки, куда она их всегда клала, хотела идти в магазин одна. Но Ляля напросилась снова. И бабушка тоже попросила за Лялю. Ляля так гордилась, что идёт с мамой. Мама стильная, как все рекламы, вместе взятые.

– Мама! И колготки мне с кружавчиками, как на этих обрубленных ножках.

– Обязательно! – уверила мама.

Всю ночь мама не спала, перешивала Ляле блузку. Где-то в полночь – Ляля ночью, когда просыпалась, смотрела в окно и в ясную погоду определяла время по луне, по расстоянию на небе – Ляля услышала голоса из комнаты бабушки. Она прислушалась – не разобрать, что говорят. Спать не хотелось. Тогда Ляля подошла ближе к двери. Комнаты находились рядом, Лялина комната была проходной.

«Если что, скажу – в туалет шла», – вспомнила Ляля детсадовскую уловку и встала у двери.

– Но это Дуся! – голос мамы.

– Ты не перепутала? Популяция растёт. Сколько их по помойкам бегает. – Голос бабушки, уверенный, как всегда, когда дело касалось лис.

– Мама! На помойке шарилась хромистка. А Дуся погнала собаку. Это Дуся! Я точно говорю. Ты что, им давала эликсир молодости?

– Ну что ты, Зоя. Шутишь? Клеймо смотрела?

– Ухо посмотрела… Почему-то расползлось клеймо.

– А на боку? – испуганный голос бабушки.

– Тоже, как пятно, пережженное под мехом. Хорошо, что мы ещё на черево ставили.

– Ты её перевернула?

– Нет. Прощупала. Ногу подняла. Я Дусины все клейма помню.