— А что здесь понимать? Я — беременна. Оксиуанус и так меня пугает, а здесь, еще и драка в твоей комнате. Сидар переживает, что бы чего не случилось. С нами.

Я зависла еще в начале признания. Перед глазами встал образ мамы и всех ее мучений. И как теперь учеба? Я не готова была верить ушам, глазам, но чувства говорили — не врет. И я им верила. Последние слова удивили не меньше. Что со мной может случиться? Ну, не считая «мелких» неприятностей.

— Со мной и нашими детьми…

— Оу…

Молчали мы долго. Милисент зарылась в свои переживания. А я все думала. Это ж надо так вляпаться? Еще три года учебы. И как теперь быть? Тишина давила на мозги, и я не выдержала:

— Что думаете делать? Жениться будете?

Милисент неожиданно рассмеялась. Она посмотрела на меня, как на ребенка, который соску пластмассовой ручкой в рот запхал. Смеялась долго и от души. А я смотрела на нее и тупо начинала злиться:

— Что?

— Извини, но ты бываешь ужасно смешной.

— Правда?! — съёрничала я.

— Ага! Какая женитьба?! Мы же не люди. Ну, то есть люди, но на меньшую половину. А для нашей первой половины понятия женитьбы не существует! Есть пара. И все. Без формальностей. Я думала, ты об этом уже знаешь.

— И откуда мне это знать?

— Ну…

И, вроде, ничего сказано не было. И, вроде, все как должно быть. Но я вспыхнула и покраснела. До самых корней волос. Меня словно раздели перед толпой зевак и выставили на всеобщее обозрение — другая сторона отношений. Когда все, всё знают. Когда все — естественный процесс. Но, как же во мне много человеческого! До черта много! Моральные принципы, вбитые с детства, — непреложный поведенческий кодекс. Я встала и подошла к огромному окну. Там, за ним, уже был глупый вечер, неизвестно куда ушедший второй курс с метром боевки, Тиноб, ректор и понимание того, что мечты о романтике на одной романтике долго не продержатся. Как дрожи без муки. Побродят и опадут. Чувства без действий бывают только в девичьих мечта.

Я была хоть и шестнадцати лет от роду, но выросла в селе и быстро повзрослела на предмет общения полов. Родители часто выставляли меня за двери, снова и снова указывая на то, что скотинку пора кормить или на огороде срочным образом площадь от сорняков почистить надо. Папа при этом что-то нашептывал маме, прижимаясь к ней сильнее. Она смущалась и тихо смеялась. Меня выставляли, а сами закрывались. А после, улыбались оба, и в семье была тишь и благодать, и мне чуток любви перепадало — по голове гладили, умницей называли. Мне тогда лет двенадцать было, но вопрос «почему» из головы не выходил? Почему они закрываются, раз скотинку кормить надо? Почему я? Но главное, почему после этого ко мне так меняется отношение? Ну, нашла я щелочку… Потом на скотинку стала внимание обращать, на котов, собак. Так что, что к чему я знала. В теории. И то, как это на мужчин влияет. Когда Аринар Арнель расписывала мне перспективы и предложения, мне было ни тепло, ни холодно. Я не могла практически оценить все то, что она рассказывала. Но может, это и к лучшему — я опиралась на свои ощущения и свои эмоции. Чистые, романтические. И мои.

Но теперь менялось все. И я не была готова. Поцелуи и сплетение пальцев под луной — это одно, но… Но! И Милисент — живой пример.

— Эрилия знает?

— Конечно, она заметила сразу.

— Она тоже беременна?

— С чего ты взяла?

Я помолчала, подыскивая слова:

— А разве, они не…

Зеленушка улыбнулась и ЗАКАТИЛА глаза:

— Ты бываешь неподражаемо наивной, Зира. А еще, таким ребенком. Ректор прав, твой отец сослужил тебе плохую службу: ты ничего не знаешь и похожа на слепого котенка. В твоих глазах страх отношений. М-да, бедный ректор!

Это было уже слишком! Надо мной подтрунивала «мышута»! Та, которая от одного взгляда Черной Мамбы чуть в обморок не падала. И, вообще!

— А причем здесь ректор, — отношения мы не афишировали, так что нечего мне здесь лапшу развешивать.

— Зира, — подруга стала абсолютно серьезной, — ты нас слепыми не считай, ладно. И с обонянием у нас все норм. Твоя палата пропахла мужским запахом. Да, там были и другие, знаю. Но ферромоны чувств считываются безошибочно. И они — адресные. Добавь к этому мою повышенную чувствительность беременной самки и перестань пудрить мозги своей лучшей подруге. Ты думаешь, я не понимаю, что ты боишься, что в девичьих грезах все легко, воздушно и овцы сыты. Могу сказать одно, твой страх, когда любишь, — беспочвенный. Полноценная любовь намного лучше придуманной. Она жарче. Вкуснее. Ненасытнее. Страшно поначалу. И если, твой парень — чужой тебе. Потом, просто не можешь жить без этой любви. Без ощущения объятий. Даже поцелуи становятся другими. Легких, трепетных касаний НЕ ХВАТАЕТ! Ты хочешь в любой момент иметь возможность дотронуться к НЕМУ! И потому мне сейчас так плохо и тревожно. И потому так остро Сиран ощущает мое недовольство или испуг. Он любит меня. Я люблю его. Это взаимно. Мы — пара. Настоящая.

— Но вы — разных видов.

— Это ерунда. В истинных парах все возможно! Именно у таких пар, сразу случаются беременности. Это только подтверждает, насколько наши чувства взаимны и сильны. Так бывает. И все об этом знают. Учебе мое состояние ничем не грозит. Придет время, и я на несколько часов уйду в лес. Там спрячу кладку. После останется дождаться малышей.

— У меня кругом голова идет.

— Это потому, что ты знаешь только человеческую сторону жизни. До кладки еще почти два месяца. Мне ничего не мешает учиться. А потом я трансформируюсь, и ты просто не заметишь моего отсутствия. Зира, я не буду отсутствовать дольше, чем, когда охочусь. Мы же не сидим на кладках, не охраняем их. А когда малыши вылупятся, ректор сам их по местам обитания распределит. Нам с Сидаром об этом даже волноваться не придется. Дети, после рождения, будут полноценными змейками. И самостоятельными. В академии такое случается, так что мы с Сидаром — не эксклюзив. Ты даже не представляешь, как он рад! И какой трепетный со мной. Даже нежнее, чем до беременности.

— То есть, у вас будут змееныши?

— Да. Первая беременность — только змееныши. После нее можно будет регулировать качество потомства — или кладки, или ждать окончания учебы, и тогда у нас родится ребенок. Другими