– Или парня не поделили? – староста проявляет удивительную проницательность. Но то, как плотоядно он заглядывает ко мне в вырез свитера, разом убивает все приятное впечатление. – Если что, я свободен.

– А я – нет, – с улыбкой, полной ехидного превосходства, хвастаюсь. – И парень у меня спортсмен!

– Воу-воу, уже боюсь, – смеется Женька, поднимая руки ладонями вперед. – Но я не мог не попробовать, ты сегодня – огонь. По какому поводу?

– Настроение боевое, – подмигиваю.

А все-таки хорошо, что Женька позвал сидеть с собой. Скучнейшая пара по бухучету (на кой он нам, кстати?) тянется непередаваемо долго, как дешевая жвачка. И я бы точно уснула под монотонный голос невзрачной и будто уставшей ото всего преподавательницы, если бы не шуточки соседа по парте. Иногда они тупые, иногда настолько хорошие, что мое приглушенное хрюканье привлекает лишнее внимание. Удача, что преподше как будто все равно, она тарабанит материал, не отвлекаясь на внешние раздражители, и мы остаемся без единого замечания. Думаю, начни за окном рабочие снимать асфальт отбойным молотком, она бы даже не повернула голову в сторону ушераздирающего шума.

На перерыве ко мне подходят еще два парня из нашей группы, Димка и Андрей, и будто невзначай заводят разговор. Не то чтобы мы до этого совсем не общались, но приглашение на вечеринку я получаю от них точно в первый раз.

– Спасибо, – улыбаюсь беззаботно, так как и полагается обычной девушке моего возраста без душевных травм и потрясений в анамнезе. – Но не думаю, что это понравится моему молодому человеку, – продолжаю с намеком. Идти на неизвестную вечеринку уж точно не собираюсь, и без того проблем хватает.

– Так приходи с ним, – тут же находится Лешик, но звучит уже не так настойчиво, и я понимаю, что сказано это было скорее из вежливости. – Будет весело.

На второй паре страдать из-за собственных неурядиц не получается. Высшая математика – не то занятие, на котором удается филонить и погружаться в тоску, а дифференциальные уравнения второго порядка и вовсе оставляют после себя в голове выжженную пустыню. Отличный, к слову, способ на время избавиться от лишних тревог, передохнуть от сердечных терзаний…

Поэтому звонок на большой перерыв раздается для меня внезапно. Поднимаю глаза от тетради и вижу таких же растерянно оглядывающихся по сторонам одногруппников.

– Кто не успел, к следующему занятию доделайте дома, – «радует» напоследок математик и отпускает. Аудитория дружно вздыхает с облегчением.

– А нам ведь еще экзамен сдавать, – стонет Женька, который, так же как и во время предыдущей пары, сидит рядом.

Ответить я не успеваю. Распахивается дверь аудитории, и в образовавшемся проеме вижу лицо девушки, работающей в нашем деканате. Инстинктивно подбираюсь, предчувствуя неприятности.

– Васильева Яна здесь? – недовольным тоном вопрошает, и я тут же даю ей прозвище «Королева».

– Здесь, – отвечаю в повисшей тишине, словно пропитанной чужим любопытством. Все взгляды устремлены в мою сторону, и не могу сказать, что такое внимание мне по душе.

Чувствую, что случилось что-то нехорошее, но все еще надеюсь на лучшее. Одним махом скидываю все пожитки с парты в сумку и под внимательными десятками пар глаз двигаюсь к двери. Чувствую, как ноги слабеют, но стараюсь держаться и не показать этого внешне.

– Шлюха, – шипит Потапова вслед, когда прохожу мимо нее. – А еще пай-девочкой прикидывалась, – плюет уже мне в спину.

Делаю вид, что выпад предназначался не мне и вот теперь точно понимаю, по какому поводу за мной пришли. Лизка все-таки нас сдала. Настучала. До деканата идем в молчании. За эти несколько минут пути я успеваю накрутить себя и представить в воображении самые ужасные исходы.

Иду на заклание. И какая-то темная часть меня внутри вопит от радости, танцует босыми пятками на костях и повторяет торжествующе: «Так тебе и надо! Заслужила! Заслужила!» А я с ней соглашаюсь. Ведь нет дыма без огня, и наказание я совершенно точно заработала. Если не вчера в аудитории, где до последнего сопротивлялась, то на балконе еще летом – так точно. Поднимаюсь на второй этаж, где заседает вся администрация, и под конвоем вхожу в кабинет. Дверь за моей спиной захлопывается, и я остаюсь с Кириллом наедине. Оглядываюсь в поисках декана – может быть, я что-то упустила, но понимаю, что кроме нас двоих внутри никого нет.

– А где Василий Васильевич? – слабым голосом интересуюсь и жадно выискиваю в лице Кира хоть что-нибудь. Мне сейчас очень нужна подсказка, хотя бы намек на то, что будет происходить. Подольский хоть и выглядит собранным, но никаких признаков волнения я уловить не могу.

– Скоро придет, – кивает Кир. – Присаживайся пока. Воды?

– Нет, – машу я головой, а руки сами собой цепляются за ремешок от сумки. – Спасибо, – все, что удается выдавить. Мне бы спросить, что нас ждет, поинтересоваться, насколько все ужасно, но язык словно прилипает к небу.

– И все-таки выпей, – Кирилл сует мне в руки стакан. Приходится оставить сумку в покое и позволить ей повиснуть на плече. Зубы ударяются о стекло, высекая некрасивый нервный звук. – Ну ты чего, Ян? – Кир принимается ворковать, а мне лишь хуже становится. Тогда он берет меня за плечи и усаживает на стул. – Напугалась что ли? Это, наоборот, мне переживать нужно. Случись что, на меня всех собак повесят, – он улыбается так искренне и беспечно, что и я немного оттаиваю.

– Почему? – задаю глупый вопрос. Но прямо сейчас мне нужен этот разговор, и я цепляюсь за него любыми доступными способами.

– Это же я к тебе приставал, ты – пострадавшая сторона, как ни крути.

– Теперь из-за меня тебя уволят? – смотрю на Кира, а у самой сердце щемит. Кажется, наше случайное знакомство приносит обоим одни лишь проблемы.

– Даже если и так, то я ни о чем не жалею. Слышишь? – он садится передо мной на корточки, так что теперь наши глаза совсем близко, и я легко различаю темноватые крапинки в его голубых, как чистое небо, радужках. – Я бы все повторил, – в его голосе нет ни капли сомнений. Мне бы его уверенность.

– Даже тот поцелуй на балконе? – осмеливаюсь спросить. Сейчас в кабинете я чувствую ту самую особенную атмосферу, которая устанавливается, стоит только нам с ним остаться наедине.

– Его особенно.

– Но Катя тогда еще была жива, – шепчу очевидное, и все равно ищу поддержки в его глазах.

И Кир дает ее мне. Как и всегда. Он аккуратно забирает из моих пальцев полупустой стакан, ставит его на пол, а мои руки берет в свои и нежно поглаживает костяшки большими пальцами.

– Еще до того, как мы узнали, что Катя больна, мы были на грани развода. Она изменяла мне, – вот так просто обрушивает он на меня жестокую правду, глядя прямо в глаза. Не скрываясь, распахивает душу и показывает свои самые уязвимые места, хотя я думала, что давно успела его познать. Но Кирилл оказывается непостижим. – Катя просила отложить нервотрепку с разводом и разделом имущества, пока не выздоровеет, чтобы вся эта возня не оказала на нее негативного воздействия. Сама знаешь, рак – болезнь непредсказуемая и малоизученная, поэтому я согласился. Да и не к спеху мне был этот штамп в паспорте, а жили мы уже все равно как соседи, просто никто об этом особо не знал. С виду мы все еще оставались идеальной парой, на которую обрушились тяжелые, несправедливые испытания.