что мы попали в сферу личной жизни, а тем самым в игру вступает эротический мотив. Допрос абсурден, потому что инспектор ничего не пытается узнать о Йозефе К. и только дает ему совет: «Поменьше думайте о нас <…>, думайте лучше, как вам быть».

Суд, обвинение, вина, допрос, задержание – все обретает иное значение. Стремясь подчеркнуть эту инаковость, Кафка вычеркивает пассаж, в котором Йозеф К. обдумывает, имеет ли смысл «перевести процесс в сферу государственного права».

Из этого по крайней мере становится ясно, что суд и процесс не имеют отношения к государственным законам. По этой же причине первоначальное возмущение Йозефа К. – ведь он живет в «правовом государстве» и неслыханное дело, что на «него нападают в его собственном жилище», – совершенно напрасно, ведь он арестован не по-настоящему. Пускай в его комнате и жизни и навели небольшой беспорядок, он сможет вновь покинуть жилище и отправиться на работу в банк. «И вообще вам это не должно помешать вести обычную жизнь», – говорят ему.

Быть может, проносится в голове Йозефа К., следовало бы просто игнорировать этих одетых в черное господ? Существует ли вообще этот «закон», на который они ссылаются? «Да он и существует только у вас в голове», – говорит им Йозеф К. Но совсем скоро закон начнет набирать силу и занимать все больше места в голове самого Йозефа К.

Как и в «Превращении», все меняется день ото дня. Хотя он и арестован, К. может по-прежнему ходить на работу в банк, но привычная действительность выглядит по-другому, да и сам Йозеф К. тоже чувствует себя кем-то другим, и это начинает мешать ему на профессиональном поприще. Силы, которые прежде обязательный и совестливый банковский служащий направлял вовне, стремясь к карьерному росту, теперь брошены на самопознание и самооправдание.

На следующих стадиях [процесса] Йозеф К. решается лишить своего адвоката мандата на то, чтобы защищать его в суде, и сам берется за подготовку судебных ходатайств:

Правда, ходатайство потребует долгой, почти бесконечной работы. Даже при самом стойком характере человек мог прийти к мысли, что такую бумагу вообще составить невозможно <…> потому, что, не зная ни самого обвинения, ни всех возможных добавлений к нему, придется описать всю свою жизнь, восстановить в памяти мельчайшие поступки и события и проверить их со всех сторон. И какая же это грустная работа! Может быть, она подходит тем, кто, уйдя на пенсию, захочет чем-то занять мозг, уже впадающий в детство, и как-то скоротать долгие дни. Но теперь, когда человеку необходимо сохранить всю свежесть мысли для работы, когда часы летят с необыкновенной быстротой, потому что его карьера на подъеме и он представляет собой даже в некотором роде угрозу для заместителя директора, теперь, когда ему, человеку молодому, хочется насладиться жизнью в столь короткие вечера и ночи, – именно теперь он должен заниматься составлением этого документа! И К. снова мысленно пожалел себя.

И реальность вот-вот покажет, оправданно это опасение или нет, потому что, пока в его голове проносятся эти мысли, в соседней комнате ожидает клиент банка, которому нужно посоветоваться с прокуристом Йозефом К. Однако последний столь озабочен своим делом, что заместитель директора уводит клиента, и Йозеф К. неизбежно воспринимает это как поражение.

Так действует на Йозефа К. зловещий процесс: из внешней действительности он тащит его во внутреннюю сферу. Утвердиться там, вовне, становится все труднее. Внешний упадок, признаки которого он замечает и у себя, с тревожащей очевидностью бросается ему в глаза при виде чахлых, жалких и униженных людей, которые, как и он, оказались втянуты в процесс разрушительного замыкания в себе. Этих невзрачных персонажей он встречает в бесконечных лабиринтах судебных канцелярий, которые размещаются на чердаках: «Все они были плохо одеты, хотя большинство из них, судя по выражению лица, манере держаться, холеным бородкам и множеству других едва уловимых признаков, явно принадлежали к высшему обществу <…>. Никто не выпрямлялся во весь рост, спины сутулились, коленки сгибались, люди стояли как нищие».

Позже Йозеф К. знакомится у своего адвоката Гульда с некогда состоятельным и гордым коммерсантом Блоком, который, судя по внешнему виду, пал особенно низко: «Да разве Блок клиент? Он собака адвоката!» Блок живет у адвоката запертым в комнате для прислуги, где ему поставлена миска с водой и хлебом и где он изучает судебные документы с таким благоговением, будто это Священное Писание: «Целый день перечитывает одну и ту же страницу и все водит и водит пальцем по строкам». Йозеф К. догадывается, что ему грозит та же участь, если он позволит процессу возобладать над собой: «Приговор не выносится сразу, но разбирательство постепенно переходит в приговор».

Именно адвокаты, к которым обвиняемые обращаются за помощью, заботятся о том, чтобы процесс набирал силу. Блок, к примеру, так деградировал и опустился не столько из-за того, что столкнулся непосредственно с судом, сколько из-за адвоката Гульда. Йозеф К. тоже проводит больше времени у адвоката, флиртуя с его помощницей Ленни, чем в суде. Священник в соборе порицает его за это: «Ты слишком много ищешь помощи у других <…>, особенно у женщин. Неужели ты не замечаешь, что помощь эта ненастоящая?» Пример Блока должен послужить Йозефу К. ярким напоминанием, какая незавидная участь ждет человека, не умеющего за себя постоять и всецело полагающегося на помощь других. Стоит один раз себе такое позволить, и тогда уже не остановишься. Опустившийся Блок, к примеру, нанял сразу несколько адвокатов.

В суд Йозефа К. вызывают только однажды. Во второй раз он посещает судебные канцелярии без повестки. С одной стороны, суд все время смещается во все более далекие сферы, становясь необозримым и непостижимым, а с другой стороны, все время приближается и в конце концов со всеми своими канцеляриями оказывается чуть ли не на каждом чердаке. Однако Йозефу К. удается лично встретиться и побеседовать лишь с очень немногими представителями суда: стражи в сцене ареста, следователь, высокопоставленный судебный служащий, спокойно ждущий своей очереди в углу у адвоката, священник в соборе и, наконец, два палача в сцене казни. В остальном судебный персонал существует только в рассказах и речах адвоката Гульда, художника Титорелли, выполняющего заказы суда, и тюремного капеллана в соборе. Судебной власти присягают словом. Быть может, власть суда словами и ограничивается?

В действительности суд напоминает жуткий и вместе с тем комичный фарс: его здание представляет собой лабиринт из коридоров и деревянных коморок, располагающихся под крышами грязных доходных домов на окраинах города. Суд занимает тесные помещения со спертым воздухом, где на человека наседает