– Да.

– Письмо исчезло. Я нашел на столе только пустой конверт.

– Что же случилось с самим письмом?

– Не знаю. Может быть, тот, отправитель, пришел к Бобу и потребовал отдать его обратно.

– Может быть, – согласился я. – Миссис Минноу рассказала мне, что в тот вечер Такер известил прокурора о каком-то заказном письме.

– Верно.

– Где оно?

– Черт, откуда мне это знать! Он его взял со стола и сунул себе в карман. А потом, вероятно, спрятал где-нибудь.

– Найди это письмо, Линдсей! Обшарь все чертовы ящики в его кабинете и найди!

– Минуточку…

– Ты сам сказал, что хочешь поймать убийцу, – я холодно взглянул на него. – А я только даю тебе совет. Найди это письмо.

– А ты чем будешь заниматься?

– Выяснять, кто и зачем написал это письмо.

Он молча докурил свою сигарету и вышел, хлопнув дверцей. Через минуту позади меня взревел мотор, и его машина исчезла за поворотом.

Итак, мне осталось семь дней. Маловато…

Я остановил свою машину у самого дома, поднялся на верхний этаж и нажал кнопку двери с фамилией Сорво.

На звонок не вышло ни одной голой девицы. Я позвонил еще раз, но так никого и не дождавшись, спустился вниз, к своему приятелю управляющему.

Увидев меня, он радостно осклабился.

– Сорво дома? – спросил я.

– Не знаю, – он покачал головой. – Его крошка удрала отсюда несколько минут назад.

– Голая?

– Нет, на этот раз на ней было платье, такое зеленое с блестками. Наверняка оно с чужого плеча, потому что болталось на ней, как на вешалке. Вероятно, взяла у одной из тех птичек, что проживают на седьмом этаже и промышляют ночами.

Я поднялся на лифте на седьмой этаж.

Девица, открывшая мне дверь, оказалась одной из тех, которых присылал ко мне в номер Джек.

– Наконец-то вы проснулись, – засмеялась она. – Приятно видеть, заходите.

Но я объяснил, что у меня к ней дело совсем иного рода. Сначала она не хотела ничего говорить, но заметив, как я взволнован, кажется, решилась.

– Она действительно взяла у меня платье. Зачем, не знаю. Может, пошла погулять.

– Поймите, у нее неприятности, и я хочу ей помочь. Потом может быть поздно.

– Но я ничего не знаю. Правда, она была ужасно напугана, чуть ли не в истерике. Ничего не хотела объяснять, попросила одолжить ей платье и убежала, как сумасшедшая. Я поняла, что она прочитала нечто ужасное в сегодняшней газете, сказала, что, мол, следующей будет она сама, или что-то в этом духе. Не знаю, что она имела в виду.

– Благодарю вас, мисс. Вы мне очень помогли.

– Не за что. Только прошу вас никому не говорить, откуда у нее это платье. Я чего-то боюсь…

Я кивнул, подождал, пока она захлопнет дверь, после чего спустился вниз.

На первой странице вечерней газеты, которую я купил в первом же киоске, красовался мой портрет, подписанный «Джордж Уилсон», а ниже шли все подробности моего бурного прошлого. Да, пресса зря времени не теряла!

Но заметка, которую я искал, была упрятана на самой последней странице. Всего несколько строчек – сообщение о женщине, покончившей с собой в этот вечер. Двое ребят видели, как она бросилась в реку. Вскрытие показало, что женщина была мертвецки пьяна. Перед смертью она обошла несколько таверн на шоссе. По отпечаткам пальцев определили, что самоубийца – официантка столовой. Причина самоубийства – сожаление о смерти своей соседки по комнате. Девушку звали Айни Годфри. Адрес – «Сосновый сад». Это было все.

Кое-что начало проясняться. У меня появилось впечатление, что истина рядом, стоит лишь протянуть руку. Но необходимо было точно знать: в каком направлении.

Пребывание в этом городе становилось для меня все более и более опасным. Вернувшись к первой странице, я внимательно просмотрел сообщение о себе. Оказывается, Джорджем Уилсоном интересовалось и ФБР. Времени у меня оставалось в обрез. Но сейчас было необходимо срочно найти Трой Авалард.

Это оказалось невозможным. Я объездил все автобусные станции, побывал на вокзале, однако она бесследно исчезла.

Наступила глубокая ночь. Я сидел в своей машине, курил очередную сигарету и терялся в догадках: что же теперь предпринять? Было ясно, что тот, кто все время охотился за мной, решил вытащить на божий свет Уилсона, чтобы заставить Джонни Макбрайда убраться из города, раз его никак не удается прикончить. Голова нещадно болела. Сигарета обожгла пальцы, и я швырнул окурок за окно. Прежде всего, нужно было выспаться, сегодня я больше ни на что не годился.

Я нажал на стартер и помчался на запад. На Петнель-роуд царила мирная тишина. Я поставил машину в гараж, нашел в цветочной кадке ключ, отпер дверь и поднялся наверх.

Приняв душ и содрав с головы остатки повязки, я с сомнением уставился на обе двери, ведущие из ванной. Сегодня я слишком устал и поэтому выбрал спальню, которая не пахла духами, и растянулся на кушетке. Если Уэнди сегодня придет сама и найдет постель незанятой, то, конечно, все поймет и не станет меня будить. Простыни приятно холодили тело, я закрыл глаза и погрузился в темноту.

Откуда-то издалека доносилась песня. Слов не было слышно, только ритмичный и приятный напев. Я открыл глаза и уставился в темноту.

На пороге возникла чья-то тень. С тихим шелестом упало на пол сброшенное платье. Я широко раскрыл глаза, чтобы увидеть, как Уэнди изгибается, снимая бюстгальтер, но она сделала какое-то неуловимое движение, и он упал вниз, словно кожура банана. Теперь она стояла совершенно нагая, словно мраморная статуя, и лунные блики играли на кончиках ее упругих грудей. Она томно потянулась, небрежно провела рукой по волосам и подошла к кровати.

– Хороша, – прошептал я. – До чего же ты хороша! Она приглушенно вскрикнула.

Мгновенно я оказался у кровати и протянул руку, чтобы зажечь свет, но она опомнилась и перехватила ее.

– Не надо света, Джонни!

Губы ее были сухими и теплыми. Она нежно прижалась ко мне.

А затем было ее желанное тело, красота и весь пыл любви. Темнота сомкнулась вокруг нас волшебным покрывалом, и больше мне нечего было желать и не о чем жалеть.

И еще долго мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, усталые и счастливые.

И говорили о завтрашнем дне. Ведь ей предстояло узнать все, что удастся, о полицейском по имени Такер.

Когда я проснулся, Уэнди уже ушла. На подушке остался отпечаток ее головы, и на моем плече сохранилось ощущение шелковистой щеки. Мне не понравилось странное чувство, овладевшее мной. Я не хотел испытывать ничего подобного ни к одной женщине. По крайней мере, сейчас. Эта девушка была так честна и бесхитростна, что мне становилось все труднее обходиться без нее.