– Вы работали в правительстве?

– В секретном комитете, он продолжал существовать много лет. Формально – да, подразделение Правительства Российской Федерации.

– Ваша коммерческая деятельность не становилась известной?

– Нет. Никогда. Эта часть касалась только нас с Тимуром. Еще пара человек знали. Но это были верные люди. Нас было пятеро всего.

– С этой командой вы и продолжали работать потом?

– Да. Но там был долгий перерыв, как вы понимаете.

– Как завершились эти ваши…

– Спасательные рейды, мы их называли.

– Вы считали, что вы приносите благо?

– Безусловно.

– Как они завершились?

– Ну как… Стабильность наступила. Регион стабилизировался. Безобразия прекратились. Там вон дело было, Грозный признали самым безопасным городом России – не шуточки. А вы бы видели этот Грозный году в 99-м.

– Вы продолжали работать в…

– Рабочая группа при Президенте Российской Федерации по вопросам восстановления объектов культурного наследия религиозного назначения, иных культовых зданий и сооружений. Вот так вот. Является коллегиальным органом, образованным в целях оказания государственной поддержки развитию духовной культуры и сохранению объектов культурного наследия религиозного назначения. Вот так стало называться мое место работы. С некоторого момента.

– А бизнес?

– Бизнес передал хорошим партнерам. На хороших, так скажем, условиях. Под приличные проценты.

– Почему чиновническая деятельность была вам ближе, чем бизнес?

– Какой ответ вас больше устроит? Могу сказать так: я хотел быть полезным в каком-то большем масштабе. Я человек амбиций. Люблю свою страну. Видел, что с ней происходит, хотел быть частью творимой истории. Могу вам ответить, что бизнес – скукота; ну, тот, которым я занимался. Могу добавить, что кормушка была получше, – тоже будет правда. Могу сказать, что с семьей у меня был такой разлад, что дома лучше было не появляться. А бизнес мой шел так спокойно, что на работе лишнего не посидишь, просто делать нечего. Все замы уже всё сделали. Катись себе на Мальдивы… Сашка не поедет, конечно… Сашка моя… мы не конфликтовали, ничего такого. Это с женой у них было сложно. Но не понимал я своего ребенка, не понимал никак. Вот по физике она была всегда хорошо. Все олимпиады ее. Радоваться бы – так нет, она чуть не с девятого класса стала говорить, что в России жить не намерена, что надо уезжать при первой возможности. Делать там карьеру и никогда больше не возвращаться. Что тебе не сидится-то? Плохих времен не застала, вот в чем дело. Не знала, с чем сравнивать. Ну и я постарался себе на беду. Никогда моя семья не знала ни голода, ни проблем. Вот и создал девчонке тепличные условия. А как я начинал ей про это говорить, так вообще труба и пиши пропало. Она даже спорить со мной не начинала. Ласково так говорила: отец, мы не договоримся. И – в свою комнату. И никаких разговоров. И я вот все думал: появится у нее мальчик, как я это перенесу? А с другой стороны, может, она и ко мне подобрее станет. А с третьей стороны, это кто-то ее у меня уведет, а она и так от меня всю жизнь уходит. И так меня это все терзало, что проще было пропадать на работе навсегда. Что вы думаете? Поступила на питерский физфак – почему Питер, а не Москва? Какие-то у нее были свои соображения. Оттуда перевелась в Эколь Политекник в Париж, оттуда в MIT, перепоступала заново, там программа была сильно другая. Потом Гарвард.

И-и-и-и – все, считайте, с этого момента не было у нас нашей девочки.

– Почему вы так решили?

– Не первый день на свете живу. И тогда не первый день жил. Это было начало конца. Проводили когда Сашку в аэропорт… я поехал с ней, но вести попросил водителя. Тоже долго думал, не хотел лишних людей рядом, проще было бы самому за руль сесть, но у меня слезы льют, как тут сядешь. Простились… «Ну ладно, говорит, папа, что ты как на похоронах?» Папа. Поехал я из Шереметьева на работу, пришел домой в семь утра. Жена не спит. Я ей говорю: «Давай, Наталья, разводиться. Зачем нам вместе быть дальше?»

– Но вы не развелись?

– Не развелся… Она мне говорит: «А какой смысл? Видеться мы и так не видимся. Давай уж не рушить». Даже не удивилась, не огорчилась, а так просто трезво рассудила. Ну я и подумал, что в самом деле.

– Как дальше строились ваша жизнь и жизнь вашей дочери?

– Сашка стала там планомерно делать карьеру. В Москву она с тех пор приезжала… ну, считаные разы. На юбилей бабушки как-то вдруг приехала сюрпризом, тещи моей. Девяносто лет все-таки. Сидим за столом в ресторане, вдруг появляется… Простите. Это трудно все вспоминать. Можем выключить камеру?

– Нет. Но вы помолчите, отдохните, если нужно.

– Жесткие у вас правила. Мне казалось, что меня жизнь уже достаточно наказала.

– Я здесь не для того, чтобы вас наказывать.

– А так не скажешь. Ну что говорить: мало Сашка приезжала. Я на своей шкуре прочувствовал величие прогресса, если торжественно говорить. Сначала звонки эти телефонные, мученье одно – связь рвется, а если и не рвется… Потом карточки появились для телефонных звонков. Ну и потом уже скайп. Но говорить-то, о чем говорить? Ну и до какого-то момента мы к ней ездили…

– До какого-то – это до санкций, вы имеете в виду?

– До санкций… До санкций тоже… Слушайте, Тамара, вы же знаете всю эту историю. Вы же… Вам обязательно нужно, чтобы я сейчас вам снова-здорово все рассказывал?

– Да.

– Я понял. Ну что, долго ли, коротко – прошли наши элитные нулевые. Работа шла, проценты с бизнеса капали. Могли мы к ней ездить? Она там по всему миру уже стала известная – я говорю, с физикой у нее всегда было хорошо. Одно, второе, магистратура. Но мы знаете как ездили? Мы приедем – жене еще ничего, есть чем заняться. А я – как дебил какой-то: Сашенька, Сашенька – а говорить-то нам не о чем. В учебных делах ее я ничего не понимаю. Про другое говорить – каждый раз как на минном поле. И снова она ничего не возражает, не спорит, смотрит как на больного, и все. Я сам тоже… Ну вот раз она меня спросила – это мы во Франции были, на Лазурном берегу. Она к нам приехала из Тулузы, коллоквиум там у нее был или что. И вот мы сидим вечером на закате. В ресторане каком-то. Вино розовое. И такое чувство, что все вроде хорошо. Семья. И даже я не думаю, что там у нее с личной жизнью, мужики какие-то… что-то такое там было, было немало, она от нас это закрывала, я только благодарен был. Жена что-то ее там спрашивала… мол, когда внуки… ну и получала за это, соответственно. А тут мы сидим, значит, и тут вдруг она мне говорит: «Отец, расскажи мне про свою работу. Чем ты занимаешься?» Я, мало сказать, опешил. Говорю: «Ладно, Сань, это все неважные дела. Семья отдельно, работа отдельно. Золотое правило». Она на это: «М-м, ясно. Ну и про девяностые ты тоже не будешь рассказывать?» Я чего-то промекал. «Ну понятно». И всё. Больше мы к этому разговору не возвращались. Золотое правило… Так и не поговорили. Жрал себя поедом потом.