Её муж добавил:

– Сегодня будет очень жаркий день, ведь это последний горный этап, и надо поспешить пройти большую часть пути, пока ещё прохладно.

– Счастливого пути! – пожелали мы им и расцеловались. На прощанье они нам дали несколько практических советов.

В эту ночь мы просто воспользовались тем, что предложила судьба, оказывается, мы можем выбирать, и у нас есть список всех ночлежек для паломников, где указано наличие кухни и других удобств, мы просто не посмотрели. Теперь, умудренные опытом, перед тем, как выйти на путь в SARRIA (следующий этап), мы внимательно изучили наш список, который нам дали еще в Париже.

SARRIA – это уже не деревня, а маленький городок в 14 тысяч жителей, и мы выбрали для ночлега монастырь Магдалины XII века. А теперь – вперед, душа зовёт в дорогу, и сегодня эта дорога для нас будет, как открытие новой планеты – неизвестной, неведомой, таинственной.

На грозовое, колючее небо кто-то уже набросил синий ковёр и зажёг солнце – и мы с наслаждением пользуемся его щедростью, согревая наши озябшие тела под его лучами, но души уже интуитивно чувствуют какое-то счастье. Такое впечатление, что это не мы идем, а сама дорога скользит под ногами. Здесь она называется corredoiras (коридоры), потому что благодаря многочисленным путникам дорога так углубилась, что стала ложбиной, по краям которой в буйной зелени ещё сохранились остатки средневековых стен, и создаётся впечатление, что мы идем по природному коридору. Это типичный галисийский пейзаж. В хуторах, через которые мы проходим, виднеются оригинальные каменные ажурные постройки на высоких сваях – они предназначены для сушки зерна и кукурузы.

По пути встречаются старые загадочные романские церкви с низкими звонницами, совершенно запущенные. Но вот одна была открыта, и мы вошли в неё. Она волновала своей скромностью и гармонией, сумерками и покоем, теплым горением свечей. Боясь спугнуть очарование, мы на цыпочках вышли из неё, чтобы продолжить путь, который круто подымался, чтобы потом спуститься к ручью, через который можно перебраться, прыгая с камня на камень. Эти большие камни называются pasadoiros. Прозрачность воздуха, кристальная доверчивость холодного ручья создают какую-то алхимию блаженства и избытка чувств от физического контакта с благословенной природой, со всеми её радостями.

Дорога играла с нами в спуски и подъёмы. «На горку» мы многих обгоняли (вот что значит идти без рюкзаков), и только один путник сохранял постоянную дистанцию между нами. К его рюкзаку каким-то образом было прикреплено древко со знаменем, которое покачивалось при каждом шаге.

– Под каким флагом он идет? – спросила я Филиппа.

– Написано СССР.

– Филиппчик, я хочу с ним познакомиться.

– Хочет ли он?

– Не знаю, но я попробую его догнать.

Пусть руки мои превратятся в крылья, подумала я, и побежала с очередного холма. Мне открыл объятья тёплый ветер, и сердце забилось от ликующего восторга. Наконец я его настигла, но, поздоровавшись, он не изменил ритма своей ходьбы и не остановился. Его загорелое лицо с известными удивительными усиками «а ля Дали», называемыми «антеннами для восприятия искусства», так удивили и рассмешили меня, что я чуть не расхохоталась. Что ж, смех есть лучшее средство человеческого общения. Преодолев языковую неловкость (выбрав французский для общения), я выяснила, что он внук испанских республиканцев, живших в Советском Союзе. В нём чувствовались наивность, простодушие и, в то же время, твердость бойца. У него не только внешность была оригинальной, но и мышление.

– Я могу идти рядом и говорить с тобой? – спросила я «Дали».

– Конечно, но только один километр, потому что одиночество для меня – драгоценная оболочка моих мечтаний, и я хочу сохранить достоинство одиночества. Ты ведь знаешь закон дороги (каждый день узнаю новые законы). Мы встречаемся, чтобы расстаться. На вершине не толкаются, это дело одиночек.

– Что ты ищешь? – осмелела я.

– Этот путь – духовный океан европейской культуры, но я в поисках абсолютного ничего. – Помнишь, что сказал Поль? – продолжал «Дали».

Мои нейроны соединялись с бешеной скоростью: во-первых, у нас только километр для общения, во-вторых, о каком Поле он говорит, наверное, о St-Paul (Св. Павел).

Да, конечно. Святой Павел сказал: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, если я имею дар пророчества и всю веру так, что могу и горы передвигать, а не имею Любви – то я ничто».

– Нет, я подразумевал Поля Элюара (вся власть поэтам, подумала я).

– «Долг и тревога//Разделяют мою суровую жизнь…»

– Да, тревога…

– Тревога перед смертью? – удивленно прошептала я.

– Нет, смерть это только шантаж. Для меня смерть – это смена деятельности. Меня тревожит другое… Ведь мы на Земле, чтобы восхищаться. А мы… мы разрушаем нашу планету, эту драгоценность Вселенной.

Он говорил, и у него было какое-то неземное сияние в глазах, что-то величественное и гордое.

– Я серьезно опечален тем, что мир далёк от идеала. Да что там далёк – он даже и не стремится к нему. Я максималист и готов пожертвовать всем ради идеи. Я знаю, что история твоей страны – это национальная трагедия без антракта. Но все-таки… была идея, а здесь запылённые души… Я иду сейчас с этим провокационным флагом, а многие смотрят на меня с такой любовью и доброжелательностью, что я начинаю думать, что коммунизм – это тоже любовь…

И он ушёл от меня той же твёрдой походкой, и за его плечами трепетал красный флаг, как окровавленное крыло моей Родины…

Надо было преодолеть бесконечное множество ступеней, чтобы попасть в женский монастырь Магдалины. Каждый век оставил ему свои черты: романские, готические, неоклассические. У входа нас встретили сёстры в «униформах», поставили печати – штампики в дневники и за 9 евро предложили ночлег в большой (кроватей 20) опрятной спальне. Нет разделения на мужчин и женщин – все едины, все паломники. Никто не обращает внимания на развешенное белье, на женщин, выходящих из душа с полотенцем на голове, на храпящих мужчин… Царит атмосфера братства и семейного спокойствия. Конечно, это гостевая часть монастыря, где мы можем свободно заниматься своими делами, пить чай на кухне, разговаривать, знакомиться. Но настоящая монастырская жизнь скрыта от наших глаз и вход туда закрыт. Иногда только доносится звон колоколов и тихое пение.

Я подошла к «дежурной» монахине, чтобы попросить одеяла, она показала на сундук, где они лежали, аккуратно сложенные, и, смеясь, сказала:

– Они вам не понадобятся, ведь вы уже спустились с гор, и до самого Сантьяго вас будут сопровождать только солнце, синее небо и жара…

– Как раз это