Он оторвался от каких-то бумаг:

– Делайте, что говорят. Приготовьте документы и ждите, пока к вам придут.

– И минуты здесь не останусь! У меня в два часа назначена запись передачи, – Ирина повернулась на каблуках, намереваясь забрать свою сумку и демонстративно покинуть вагон.

– Ирина Ивановна, я знаю, кто вы такая, и мне очень нравится ваша программа. Но в вагоне убийство. Придется вам задержаться.

Через раскрытую дверь третьего купе, пятясь, вышел человек в белом медицинском халате. Вслед за ним потянулись носилки, на которых лежало что-то плоское, накрытое простыней. Вслед за носилками вышел второй санитар. Потом было видно только его широкую спину.

– Что это? – тихо спросила Дайнека.

– Женщину убили.

– Когда?..

– Этой ночью.

– Эдик где? Где Эдик?! – закричала Ирина и ринулась в третье купе.

– Ирина Ивановна, стойте! Его там нет!

– Нет? – Ирина остановилась. – А где же он? Его тоже убили?

– Вернитесь в купе.

– Его убили?! – снова закричала Ирина.

– Прошу вас, не мешайте работать, вы же сознательная женщина.

– Миленький мой, ты только скажи, Эдик Марцевич жив?

– Жив ваш Эдик, жив! – сорвав с головы фуражку, полицейский достал из кармана платок и вытер со лба пот, потом протер изнутри околыш[10]. – Настолько жив, что даже в бега ударился.

В коридоре появился Ломашкевич.

– Дмитрий Петрович! – Ирина устремилась к нему.

– Пойдемте, – Ломашкевич первым зашел в их купе. – Судя по всему, вы уже знаете, что случилось прошедшей ночью.

– Ничего не знаю… – прошептала Ирина.

– Сегодня ночью убили Маргариту Марцевич. Ее муж бесследно исчез. Никто его не видел. Ночью было три остановки. Эдуард Марцевич мог сойти на любой из этих трех станций. Вопрос: зачем он это сделал?

– Эдик не мог убить, я хорошо его знаю. Он не мог этого сделать! – Ирина неистово вцепилась в локоть следователя.

– Успокойтесь и присядьте, у вас еще будет возможность высказаться.

Он достал блокнот и приготовился записывать:

– Вы виделись вчера с Маргаритой и Эдуардом Марцевич?

– Да, вечером они оба заходили.

– Когда это было?

– В начале одиннадцатого, – подсказала Дайнека.

– О чем вы говорили?

– Эдик сказал, что его пригласили выпить в девятое купе.

Ломашкевич озадаченно вскинул брови и уточнил:

– К Жукову?

– Да, – подтвердила Ирина.

– А его жена?

– Она пошла спать.

– И это все?

– Все.

Следователь в сердцах захлопнул блокнот:

– Только не говорите, что вы этой ночью ничего не слышали!

– Ни-че-го!

Дайнека с тоской уставилась в окно. Как же ей хотелось очутиться за пределами этого поезда!

– Как это произошло? – спросила Ирина.

– Кабы знать… – вздохнул Дмитрий Петрович. – Наверняка можно сказать только одно: смерть наступила около двенадцати часов ночи. Ее задушили во сне. Потом зачем-то повернули лицом к стене и накрыли одеялом. Утром проводница зашла разбудить, решила, что она спит. Ну а когда расталкивать начала, тут уж поняла, что женщина мертва.

– А Эдик?

– Исчез.

– Вы думаете, это он? – Ирина прикрыла глаза руками.

– Иначе зачем сбежал? – спросил Ломашкевич.

– Эдик – слабый человек, он не способен убить. Просто он пил.

– Ну, это, как говорила моя учительница, звенья одной цепи…

– Вы не понимаете… – Ирина отчаянно искала слова.

– Так объясните! – следователь был готов ее выслушать.

– Убить Маргариту для него все равно что убить мать. Вы не представляете, сколько она для него сделала: спасала, лечила от алкоголизма. Детей у них не было, он был ее ребенком.

Тут вмешалась Дайнека:

– Если, по-вашему, он убил Маргариту, значит, и тех двоих – тоже он?

– Я так не сказал.

– И без того ясно и очень логично! – уверенно сказала она. – Трудно поверить, что в одном вагоне происходит несколько не связанных между собой убийств, – в ее голосе мелькнула ирония.

– Послушайте, я хочу знать ответы всего лишь на два вопроса: кто и почему, – устало заметил следователь.

– Тогда почему не отреагировали на то, что я рассказала вчера?

– То есть?

– Помните, я говорила вам, что Казачков хотел что-то выбросить в окно? Может, это был пистолет?

Ломашкевич недоуменно вгляделся в ее лицо.

– Я не утверждаю, что Казачков застрелил охранников, но ведь он может знать, кто это сделал, – ее мысль стремительно набирала скорость. – Именно потому, что к моменту убийства Маргариты Марцевич пистолет был уже выброшен, ее задушили, а не застрелили, как тех двоих.

– С чего вы решили, что охранников застрелили из пистолета? – оправившись от удивления, спросил Ломашкевич.

– Догадалась, – бойко отреагировала Дайнека. – Все очень просто: их застрелили в восемь часов вечера, когда поезд стоял на подъезде к Перми. Мимо проезжал товарняк, и стоял невообразимый грохот. Вот почему никто не услышал.

Ирина и следователь потрясенно переглянулись, а Дайнека продолжала:

– Охранников убили, а сумку с деньгами через открытое окно передали Черному Монаху.

– Про деньги вы тоже знаете? – Ломашкевич машинально раскрыл свой блокнот.

– Знаю, – скромно потупилась Дайнека. – Версия, что их убили именно в восемь, подтверждается тем, что после восьми часов вечера из-за стены уже не было слышно кашля. Об этом я тоже вам говорила. Дальше все еще проще. Преступник убил Маргариту, потому что она была свидетелем (наверное, что-то видела или о чем-то догадывалась), но поскольку пистолет на тот момент был выброшен, повторюсь – он ее задушил. Она была такая худенькая и слабая… – у Дайнеки неожиданно задергался подбородок, и она разревелась.

– Да-а-а… – следователь покачал головой и достал пачку сигарет. – Вам, Людмила, книги писать нужно. Думаю, войдете в тройку лучших детективщиков страны, – Ломашкевич на минуту задумался и, наконец решившись, заговорил:

– Дело в том, что не было никакого пистолета.

– Тогда как же? – пробормотала Дайнека.

– Охранников тоже задушили удавкой.