– Какой ужас! – хором воскликнули девушки, словно смерть от удавки была страшнее любой другой.

– Похоже, все три убийства совершил один и тот же человек, – следователь остановил свой взгляд на Дайнеке. – Охранников убили не в восемь, как вы предполагаете, а после двенадцати ночи.

– Не может быть, – попыталась возразить Дайнека.

– И тем не менее. По крайней мере, об этом говорит предварительное медицинское заключение. Правда, у одного из охранников почему-то раздроблена кисть правой руки, что странно. И случилось это, когда он был еще жив. Есть у меня кое-какие предположения. Знаете, что самое непонятное? В момент убийства охранники не оказали никакого сопротивления. Даже не думали применить табельное оружие, как будто сидели и ждали, пока их убьют, – внезапно умолкнув, Ломашкевич резко поднялся и открыл дверь, но Ирина остановила его:

– Прежде чем вы уйдете, хочу вам сказать…

– Что еще?

– Эдик не мог!

– Разберемся.

Ирина зарыдала так, что следователь растерянно остановился в дверях.

– Разберемся, – повторил он и вышел.

Не переставая рыдать, Ирина кивнула. Дайнека обняла ее, и они уселись на сиденье, тесно прижавшись друг к другу.

Шаги за дверью были поразительно гулкими и тяжелыми. Хлопали двери, кто-то говорил по телефону. Сквозь пыльное стекло проступал Красноярский вокзал на фоне серого неба.

Дайнека прижала Ирину к себе:

– Все будет хорошо…

Проверка документов и осмотр вещей не отняли много времени. Вручив повестки, пассажиров злополучного вагона отпустили.

Дайнека стояла на перроне рядом с Ириной.

– Ирина Ивановна, опаздываем! – в который раз торопил водитель студийной машины. – Запись в два, и так уже задержались. Ирина Ивановна…

– Вот, держи, здесь записаны все мои телефоны. Как только устроишься, сразу звони.

В последний раз обнявшись, недавние попутчицы распростились.

Дайнека осталась одна.

Генеральный директор «Евросибирского холдинга» Добрынин захлопнул папку с только что подписанным контрактом.

– Осталось выпить по рюмочке и пожать друг другу руки.

Переговариваясь, представители обеих фирм направились к бару, расположенному в дальнем углу кабинета.

Вячеслав Алексеевич Дайнека отстал, рассчитывая втихаря улизнуть.

– Ты куда?

– Прости, Борис Ефимыч. Не спал всю ночь. Хотел пораньше уехать домой.

Называть генерального по имени-отчеству вошло в привычку, несмотря на то что они были друзьями со времен студенчества.

– Что-то случилось? – встревожился Добрынин.

– Пока ничего. Но на сердце неспокойно.

Борис Ефимович многозначительно постучал пальцем по левой стороне груди:

– Беречь его надо. Мы с тобой уже в таком возрасте…

– Борис Ефимыч, ждем!

– Иду! – похлопав зама по плечу, Добрынин присоединился к компании, а Вячеслав Алексеевич удалился.

Секретарша провожала шефа озабоченным взглядом, пока он не пересек просторную приемную и не скрылся за дверью своего кабинета. Спустя минуту спросила по переговорному устройству:

– Вячеслав Алексеевич, вам ничего не нужно?

– Принеси, пожалуйста, кофе. Или нет, лучше чаю.

Перебирая документы, он решал, какие из них взять домой, чтобы там поработать. Не определившись, положил в портфель всю пачку и включил переговорное устройство, намереваясь отменить свою просьбу.

Однако секретарша уже зашла в кабинет.

– Вячеслав Алексеич, утром, когда вы прилетели из Омска, я не успела вам доложить. Звонила Настя, и я сказала ей о вашем отъезде.

– Спасибо.

Только сейчас Вячеслав Алексеевич вспомнил, что Настя осталась в их городской квартире. Значит, прежде чем уехать на дачу, он должен ее забрать.

Было без четверти десять, они вполне могли успеть к обеду. При мысли об украинском борще с чесночными пампушками, который обещала приготовить Серафима Петровна, мать Насти, в животе заурчало. Ночью в самолете он отказался от ужина, а утром из Домодедова поспешил на подписание важного контракта.

– Прости, Лида, чай – в другой раз.

– Хорошо, – секретарша бесшумно скрылась за дверью.

Вячеслав Алексеевич надел пальто, взял портфель и вышел из кабинета. Спустившись в подземный гараж, столкнулся с Сергеем Вешкиным.

– Уже на работе? А я заехал домой, немного вздремнул, – признался Сергей.

– Ничего нового?

– Ломашкевич пока не звонил.

Попрощавшись с Вешкиным, Вячеслав Алексеевич выехал из гаража в сторону Третьей Тверской-Ямской.

На подъезде к дому ему сделалось стыдно, что он забыл о существовании Насти. Вячеслав Алексеевич резко свернул к Белорусскому вокзалу и притормозил у цветочных рядов. Вспомнить, какие цветы нравятся Насте, не удалось.

– Придется наугад…

Он купил белые розы, положил букет на заднее сиденье и, захлопнув дверь, опустил воротник пальто. День выдался теплый, весенний ветерок разносил запахи свежести. Вячеслав Алексеевич с удивлением ощутил прилив романтической нежности. Ему пришло в голову, что сегодня особенный день, а значит – без подарка не обойтись.

В ювелирном магазине к нему кинулись сразу две продавщицы.

– Здравствуйте, могу я помочь? – спросила одна.

– Разве что выбрать подарок.

Девушка уверенно направилась к ярко освещенной витрине.

– С чего начнем?

– Может, колечко?

– Колечко или перстень? – вкрадчиво уточнила вторая продавщица.

– Есть какая-то разница? – Вячеслав Алексеевич никогда об этом не думал. До сих пор Настя покупала все, что ей нравилось, без него. – Я в кольцах не разбираюсь.

– Тогда будем смотреть все!

Продавщица отомкнула витрину, и он понял, что увяз по самые уши.

Увлекшись, Вячеслав Алексеевич выбрал перстень с крупным сапфиром и такие же серьги. Рассчитавшись, вышел из магазина вполне довольный собой. Казалось, этой бессмысленной тратой он смог успокоить свою совесть.

У подъезда Вячеслав Алексеевич вспомнил, что забыл в машине цветы. Пришлось за ними вернуться. Потом еще раз – за ключами, которые остались в бардачке.

Открыв дверь квартиры, он сразу прошел на кухню, отыскал высокую вазу и поставил цветы. Потом заметил, что стол сервирован для завтрака, не задумываясь, сделал себе бутерброд и налил в чашку кофе.