– Ой, да ла-а-адна-а-а, – пропел Леха и почесал макушку. – Где это видано, Тёма? И с какой такой блажи фирма тогда была оформлена черт знает на кого?

– Ну да, ну да… – покивал Артем и вдруг снова вспомнил Наташу. – Слышь, Леха, а она сказала, что вернется.

Тому не было нужды объяснять: кто и куда. Они давно уже понимали друг друга с полуслова.

– Это неплохо, Тёма. – Лехины узловатые пальцы легли ему на плечо, ободрительно сжали. – А то будешь угрюмым, замшелым.

– Чего это я таким буду-то? – покосился на него Артем.

– А каким ты, по-твоему, был все это время? Именно угрюмым, именно замшелым, Тёма!

И Леха оглушительно заржал. И это при всем при том, что пуговицы на его рубашке так и не появилось…

Через час они сидели в кабинете начальника отдела, и Леха монотонным бесцветным голосом докладывал, что за минувшие сутки ему стало известно о Романе Игоревиче Ростовском.

– Неплохо, Алексей Сергеевич. Совсем неплохо, – нехотя похвалил его полковник.

И тут же неодобрительно покосился на Артема. Он, честно, ждал его одного к себе. С ним ему как-то проще. А Зотову что ни скажи, тут же азарт в глазах, землю копытом роет, того и гляди в галоп прямо из кабинета пустится. А в этом деле требуется предельная осторожность. Предельная! Был же звонок? Был! Попросили парня оставить в покое? Попросили!

А с другой стороны, Григорьев не мог сюда один явиться. Это через голову Зотова, а он званием выше. Н-да…

– Получается, что Ростовский-младший был каким-то образом причастен к аресту Мосиной Анастасии?

– Соседи так утверждают, – осторожно заметил Леха. – Будто мать Мосиной категорически запретила общаться своей младшей дочери с Ростовским сразу после ареста старшей дочери. И будто всячески его проклинает и утверждает, что не без его участия ее старшая дочь села в тюрьму.

– А дело вел?

– Пронин, – подсказали друзья в один голос.

– Пронин, Пронин… – пробормотал полковник задумчиво, а про себя едва не застонал.

Пронин Василий Николаевич был о-о-очень серьезной птицей! Так высоко взлетел и, по слухам, собирался лететь еще выше, что в этом направлении не стоило даже пытаться двигаться. То есть даже не стоило надеяться получить от него хоть какую-то информацию. У ребят не тот уровень. А он…

Ему это точно не надо. Ему ясно дали понять телефонным звонком, чтобы не лез к парню. А сведения, начни он их пытаться раздобыть, напрямую связаны с Ростовским-младшим. Как-то связаны…

– Может, он у него осведомителем был? – неосторожно вымолвил полковник вслух.

И тут же пожалел об этом. Зотову, как тому ослу, будто морковку перед мордой кто повесил.

– У меня были такие мысли, товарищ полковник, – с радостью подхватил сразу Зотов и добил полковника: – За него ведь наверняка кто-то хлопотал перед вами. Звонок ведь был наверняка. А кто еще мог, кроме Пронина?

– Не звонил мне никакой Пронин! – рассердился полковник. – Нечего выдумывать, майор! Что ты за человек такой, Зотов? Вечно ты…

Он не закончил. Потому что про себя подумал, что человек, звонивший ему, запросто мог быть от Пронина. Они будто семьями любят отдыхать. На рыбалку вместе ездят. Запросто мог быть от Пронина!

Ну и что?! Что это меняет?!

– Соседи говорят, что Ростовского Романа будто даже закрывали на какое-то время. Весьма непродолжительное. На неделю вроде! – Зотов словно не слышал. – Но нигде, товарищ полковник, нигде нет ни единого протокола, засвидетельствовавшего арест. Нечисто как-то.

– Ага. Пойди Пронину скажи об этом! – закричал полковник, не выдержав. – Куда клонишь-то, не пойму, майор? Что Пронин пацана нарочно закрыл, чтобы тот – что? Ну? Говори! Раз ты тут умнее всех!

– Не знаю, – признался Леха, удрученно покусывая губы. – В камеру подсадить он его не мог к подозреваемой, Мосина – женщина.

– Вот! – ткнул в него пальцем полковник.

– Зачем он тогда ему? – Леха, будто не слышал гнева в голосе начальства, продолжил рассуждать. – Стучать?

– Каким образом? – поморщился начальник. – Где – Мосина! А где – пацан… Из материалов дела что известно? Ростовский-младший там свидетелем выступает?

– Никак нет. – Друзья замотали головами.

– Вот… – Руки начальника машинально ухватились за карандаш, валявшийся на столе, и принялись тискать его, намереваясь переломить пополам. – Чего тогда соседи болтают? Сами не знают, что? Такого быть не может… Дыма без огня, как известно…

Друзья переглянулись.

– А кто точно скажет? Да никто! Пацан будет молчать, если замазан. К Пронину не сунешься… – Карандаш все же переломился, и полковник, успокоенный, зашвырнул обломки в корзину для бумаг. – Остается кто? Правильно, господа полицейские, как нас сейчас величать изволят… Остается осужденная Мосина! Она-то точно знает, кто, за что и почему. И посему, капитан, надо бы тебе в командировку съездить.

Артем мысленно вздохнул. Выдохнул.

А как же Наташа? Его не будет рядом, когда ее выпишут? Ее встретит кто? Правильно, папаша! И уж он-то постарается, чтобы она не вернулась снова к Артему.

Ох, как он скрипел зубами, когда позвонил! Орал, обзывал, угрожал, что характерно! И в финале добавил, что дочери его ему – Артему – больше не видать как своих ушей. И если он ее встретит вместо Артема из больницы, он заберет ее к себе домой или запрет на даче. А туда-то Артем точно за ней не поедет. И снова все здорово? Он один. Она без него.

– Товарищ полковник, а можно мне съездить? – вдруг встрял Леха.

– Чего это? – Тот сразу насупился. – Мои приказы…

– Так точно, товарищ полковник, не обсуждаются. Просто у Григорьева обстоятельства.

– Какие еще?

Начальник глянул с упреком на Артема – и тут он его подвел.

– Девушка у него любимая в травму попала. Только утром из комы вывели. Рядом ему надо быть с ней. Такое дело…

И Леха – добрый старый дружище – тут же под столом показал ему комбинацию из кулака с оттопыренным мизинцем и большим пальцем. Магарыч требовал!

– Ну… Коли у Григорьева обстоятельства, поезжай сам. И это… Аккуратнее там, понял?

– Так точно!

И наутро Леха укатил в командировку за тридевять земель, не забыв перед этим наведаться к матери Мосиной и попытаться ее разговорить. И намекал на ошибки следствия и на возможное досрочное освобождение, если ему удастся что-то раздобыть, какие-то дополнительные сведения. Ужом на мокром зеркале, с его слов, вертелся перед Натальей Ивановной.

Но та, не пустив его дальше входной двери, выслушала с непонятной ухмылкой. Кивнула ему и вдруг принялась выталкивать за порог. И бубнила при этом:

– Российский суд у нас что? Правильно, самый гуманный суд в мире! И ошибок быть не могло. Такие люди вели следствие! Такие люди никогда не ошибаются, майор Зотов! Никогда!..