Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обязательно предполагать в отношении технологических компаний худшее, чтобы бояться их возможностей влиять на выборы. Как показала история с Эдвардом Сноуденом, вышедший из-под контроля программист может найти способ взломать хорошо защищенную систему. Мариус Милнер, инженер Google, воспользовался своим доступом к автомобилям, снимавшим виды улиц. Эти автомобили двигались по дорогам Америки и делали снимки, которые в Google затем сшивались в цельную панораму[65]. Милнер запрограммировал эти машины так, чтобы они перехватывали сигнал Wi-Fi из домов, мимо которых проезжают, и извлекали из них частную информацию, включая почтовую переписку. Компания Google, вместо того чтобы сотрудничать с правоохранительными органами, «сознательно препятствовала и затягивала» их работу, за что и была оштрафована Федеральной комиссией по связи. Разумеется, Милнера не уволили. Этот случай не придает уверенности в приверженности Google стандартам прозрачности или в ее готовности пресекать злоупотребления.
Поисковой машине несложно влиять на общественное мнение. Существует исследование, результаты которого были опубликованы в «Журнале Национальной Академии наук» (“Proceedings of the National Academy of Science”), авторы которого попытались сымитировать работу Google. Они создали фальшивую поисковую машину, Kadoodle, и смоделировали условные выборы с условными же кандидатами. В ходе опыта выдача машины упорядочивалась по-разному, после чего участников просили высказать мнение о кандидатах. Оказалось, положение в выдаче имеет большое значение. Каждый раз мнение менялось в сторону кандидата, чьи ссылки находились выше. Доверие, симпатии и предпочтения сдвигались соответственно.
Мы всегда были в высшей степени нетерпимы к скрытым попыткам медиа влиять на нас, даже в контексте бизнеса. В 1973 году реклама настольной игры Hūsker Dū? попыталась увеличить рождественские продажи. Слова «купите ее» появлялись на телевизионном экране буквально на мгновение, так что никто не успевал их заметить. Но когда руководство рекламного агентства узнало, что их сотрудники вставили инструкцию для подсознания в ролик без разрешения, оно запаниковало и сообщило вещательным компаниям о его присутствии. Те, в свою очередь, допустили утечку информации, о трюке стало известно широкой публике, и она отреагировала очень бурно, причем по всей стране. Не существует доказательств того, что подобные сообщения работают. Тем не менее правительство предпочло запретить их. Инструкции для подсознания были признаны формой обмана и нарушением доверия общественности. Вскоре после скандала с Hūsker Dū? Федеральная комиссия по связи объявила такую практику «противоречащей общественным интересам». С появлением технологических компаний мы оставили этот взгляд на вещи. Мы приняли подсознательное манипулирование нашим поведением, причем на невиданном ранее уровне, как должное. Но если передаваемые по телевизору инструкции были более-менее бессмысленными, новые средства в высшей степени эффективны и, таким образом, определенно опасны.
Новые технологии обещают дать нам великолепные вещи. Прозрачность – одна из них, но само собой разумеется, что с ней должна наступить и новая эра личной ответственности. Тем не менее монополии знания ведут нас в другом направлении. В их сервисах открытость выступает как приманка: нам предоставляется площадка, где можно высказать все наболевшее о сервисе конкретной компании, не скрывать непопулярную точку зрения – пространство, где на первый взгляд нет людей, ограничивающих свободу слова. В то же время, если присмотреться к Google, Facebook или Amazon внимательнее, окажется, что они похожи на Италию – тем, что совершенно непонятно, как на самом деле устроена власть. Правила существуют, но никогда не проговариваются явно. Мы смутно сознаем, что нами пытаются управлять через наше подсознание, но не можем понять, когда и как именно. Мы замечаем, что определенной информации отдается приоритет, но опять-таки это происходит без видимой причины. Хотя технологические гиганты и проповедуют либеральные ценности, они изо всех сил стремятся на рынки стран с авторитарными режимами, где компромисс с властями – цена выхода на рынок. Facebook уже продемонстрировала, что возвышенные чувства ни в коем случае не мешают сотрудничеству с цензором. Могут ли они проделать подобный трюк в Америке? Конечно, такая угроза демократии может остаться чисто умозрительной. Но, с другой стороны, как мы можем знать наверняка?
Такая неспособность не только поступать в соответствии со своей собственной риторикой, но хотя бы осознать ее смысл, очень символична. Американская демократия была построена на более чем оправданном страхе перед концентрацией власти в руках одного учреждения за счет всех остальных. Технологические гиганты подобного страха не знают. Чем более неотъемлемой частью нашей жизни они смогут стать, тем лучше для них. Разумеется, переживать о своем растущем влиянии – не их задача. Она лежит на всех остальных, то есть на нас с вами, и потому нам следует сформулировать проблему ясно и четко: компании, которым нет дела до демократии, приобрели в ней чрезмерный вес.
У журналистов есть отвратительная привычка ставить в центр повествования себя. Они полагают, что их собственные проблемы – это проблемы всего мира, а их случайные разговоры с водителями такси – сокровищница человеческого опыта во всей его полноте. Из-за подобного нарциссизма трудно выделить случаи, когда беды конкретного журналиста в самом деле символичны по отношению к экономической жизни Америки в целом.
Прямо на глазах у нынешнего поколения журналистику постепенно поглощают сторонние силы. Возникающие тут и там медиакомпании не воспринимают себя продолжателями древней традиции почитателей пера, чернил и бумаги. Некоторые предпочитают называть себя технологическими компаниями. Смена названия в данном случае отнюдь не ребрендинг в соответствии с требованиями моды. Кремниевая долина проникла в профессию как изнутри, так и снаружи. В течение последнего десятилетия журналистика стала всерьез зависеть от Facebook и Google. Крупные технологические компании поставляют журналистам основную часть аудитории – и, следовательно, дохода. Тем самым Кремниевая долина приобрела значительное влияние на профессию в целом и именно этим путем получила значительную долю своей власти.
Зависимость порождает отчаяние – сумасшедшую, лишенную всяких правил гонку за клики в Facebook или безжалостные попытки обмануть алгоритмы Google. Из-за нее медиа подписывают в высшей степени невыгодные для себя контракты, которые выглядят как вынужденная мера ради самосохранения, но на деле дают Facebook и Google возможность завернуть гайки еще больше. Медиа готовы дать Facebook право продавать рекламу или разрешить Google публиковать статьи непосредственно на принадлежащем самой газете сервере быстрой загрузки. Подобные контракты страшны именно в силу непостоянства технологических гигантов. Они имеют привычку быстро и радикально менять направление своей политики, что хорошо для прибыли, но плохо для медийных компаний, всецело зависящих от их платформ. В один прекрасный день Facebook может решить, что ее пользователи предпочитают тексту видео, или что они хотели бы видеть пропаганду, приятную с точки зрения их предпочтительной идеологии, а не сухие новости. Каждый раз, когда Facebook меняет курс подобным образом или Google перенастраивает свои алгоритмы, они немедленно обрушивают трафик в сторону медиа, с неизбежными тяжелыми последствиями для дохода последних. Медиакомпании знают, что им нужно бежать от железной хватки Facebook, но зависимость порождает также и трусость. Заключенный лежит на койке в своей камере и строит планы побега, которым не суждено сбыться.