рублей. Бутылки вина, стоимостью в сотни рублей, выпивались без счета, а на дело спасения Родины не давали и одного рубля»[613].

Именно «Предательство тыла» привело к неизбежному банкротству всех белых правительств. Везде: на Юге, Северо-Западе, Севере России повторялась одна и та же картина, что и в Сибири. «В богатой Сибири, — подводил итог Раупах, — было все для успеха белого движения: неисчерпанный запас продовольствия, колоссальный золотой фонд, свободный доступ всем общественным и военным силам, сочувствие многомиллионного крестьянского населения, помощь союзников, охранявших дорогу и доставлявших военное снаряжение. Не было там только простой честности, способности служить идейному знамени и, самое главное, не было любви к своей родине даже в самой элементарной форме. И в анналах российской истории, на памятнике сибирской Вандее будет красоваться надпись: «Погибла от собственной внутренней гнили»»[614].

Белая идея

Во имя этих священных целей, которые связывали ген. Корнилова с либералом Милюковым и черносотенцем Римским-Корсаковым, уложены были сотни тысяч народу, разграблены и опустошены юг и восток России, окончательно расшатано хозяйство страны, революции навязан был красный террор.

Троцкий[615]

Основная причина разложения тыла, которая повлекла за собой все остальные негативные последствия, приведшие к поражению Белой армии, по мнению Штейфона, крылась в том, что «приступая… к устройству государства, необходимо было применять и соответствующие методы государственного строительства. Этого сделано не было, и жизнь хронически опережала добровольческое творчество. Вместе с тем наше главное командование, по-видимому, излишне опасалось упреков в «реставрационных симпатиях» и стремилось всячески выявить свою лояльность в этом вопросе»[616].

Как следствие, отмечал Штейфон, «в своей массе новые законоположения считались «временными» и обычно служили дополнением или частичным изменением, как Свода законов Российской империи, так и законодательства Временного правительства. В итоге правительственные мероприятия Добровольческой армии отличались неопределённостью и потому никого не удовлетворяли. Для правых генерал Деникин был слишком левым, для левых — слишком правым»[617].

Проблема построения государства упиралась в идею власти, той власти, которая имела бы такой авторитет и признание, которые смогли бы подчинить себе непримиримо враждующие частные интересы, объединить и повести за собой большинство общественных и народных сил страны. «Принцип авторитета есть краеугольный камень всякой цивилизации, — постулировал эту закономерность в 1913 г. Г. Ферреро, — без него политическая система распадается в анархию, цивилизация, в свою очередь быстро разлагается»[618].

* * * * *

«Добровольческая армия не преследует никаких политических целей; члены ее при своем вступлении дадут подписку не принимать никакого участия в политике и заниматься, какой бы то ни было политической пропагандой» — декларировал создатель белой армии ген. М. Алексеев[619]. «У русской белой гвардии одна цель — изгнать большевиков из России. Политической программы у гвардии нет, — подтверждал ген. Юденич, — Она не монархическая и не республиканская, Как военная организация, она не интересуется вопросами политической партийности. Ее единственная программа — долой большевиков»[620].

«Бойцы-добровольцы жаждали уйти от подальше от политики, — подтверждал ген. Н. Головин, — но Добровольческая Армия в целом уйти от нее конечно, не могла…»[621]. Необходимость привлечения на свою сторону народных масс, делало определение политических целей ключевым вопросом не только для победы, но и самого выживания Белого дела. «Можно спорить и сомневаться во многом, но одно несомненно и ясно, — приходил к выводу ген. Сахаров, — успокоение страны будет достигнуто лишь при наличии трех факторов: твердой власти, жизненной организационной работы правительства и самого живого участия в ней народных масс. Последний фактор является наиболее существенным и важным…»[622].

В обоснование своих выводов, ген. Сахаров на протяжении всей своей книги приводил примеры из своего общения с Сибирскими крестьянами: «Сибирские крестьяне относились к нам, как к своим. Но не ясно было: что же мы хотим, чего добиваемся? Или действительно мы воюем за свои «золотые погоны», за свою власть, за господствующее положение?»[623] «Здесь так же, как и на всем остальном пути нашем, проступало неудовлетворенное и скрываемое чувство отчужденности и недоумения. Что же внутри Белого движения? Какова сущность, чем руководились вожди?»[624]

Если бы мы изначально объявили о своих целях, приходил к выводу Сахаров, «Тогда подъем народный был бы не таков, — все встали бы на поддержку белых…»[625]. «Белые воюют против красных, и воюют страшно, упорно, до смертного конца. А за что? Чего добиваются? Это крестьянской массе было непонятно…, — вновь повторял Сахаров, — А большинству наших рядовых офицеров и солдат разве было все ясно?»[626]

«В политическом отношении Деникин выкинул лозунг: «За единую, неделимую Россию». Под этим флагом шла Добровольческая армия, но самый лозунг, — подтверждал ген. Глобачев, — ничего не определял для будущего и массам не был совершенно понятен: что же это будет за Россия, какой будет образ правления, и кто будет ею править. Все это были вопросы неразрешимые, а потому сочувствия и помощи населения этот лозунг не вызывал»[627].

Народоправство

Белое движение явилось в политическом отношении совершенно незрелым и шло вслепую. Все делалось для народа и во имя народа, но что хочет народ, что именно ему жизненно необходимо, никто не только не выявил открыто и прямо, но видимо, и не мог, не знал этого…

Ген. К. Сахаров[628]

Первым, кто попытался сформулировать в свою политическую программу, был ген. Л. Корнилов: ««Совет народных комиссаров» — утвердил у нас деспотическую диктатуру черни, несущую гибель всем культурно-историческим завоеваниям страны… Низвергнув гибельную диктатуру черни и оперевшись на все здоровые национальные и демократические элементы народа, эта власть должна прежде всего все свои усилия направить к подавлению анархии и возрождению армии…, поднятию производительных сил страны»[629].

Следующий командующий Армией Юга России ген. А. Деникин, в своем политическом обращении «От Добровольческой армии…», был лаконичнее: «Предстоит… тяжелая борьба. Борьба за целость разоренной, урезанной, униженной России; борьба за гибнущую русскую культуру, за гибнущие несметные народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни…»[630].

Что же Корнилов и Деникин понимали под народоправством и чернью? Похоже, они и сами до конца не знали определенного ответа на этот вопрос, мало того «эта формула (опора на разные слои населения, в особенности на крестьянство), — подтверждал сам Деникин, — не обнаруживала степени дерзания ни в аграрном, ни в прочих социальных вопросах, сильно напоминая наши всегдашние призывы к сотрудничеству «всех государственно мыслящих слоев населения», а