людьми за одним столом и выслушивать их.

В суматохе она забыла позвонить Педро, и сделала это, как только Ванадис и ее семья уехали на машине в суд, чтобы внести свой вклад в громкое дело.

— Ты не знаешь, что произошло.

— Ха! А ты не знаешь, что случилось у меня. Я не смог поехать на площадь Конститусьон по делу Ванадис, или в тюрьму, или еще куда-то, потому что мой редактор перезвонил мне и срочно отправил сюда.

— Где ты сейчас? Хватит, Педро, ты слишком много…

— Я в парке Ривадавия, в Кабальито. Одна женщина опознала пропавшего ребенка, он смотрел фильмы в каком-то павильоне. Его зовут Хуан Мигель Гонсалес, ему тринадцать лет…

— Стоп, Педро, что…

— Дай же мне договорить, это настоящее безумие! Не могу поверить, что ты об этом не знала.

— Но и здесь у нас тоже…

— Помолчи! Женщина подходит к мальчику, он ей знаком. Хуан Мигель, это ты? — спрашивает она, и мальчик отвечает: да. Женщина тут же звонит по мобильнику семье, прямо из парка, а мать ребенка начинает кричать, что ее сына нашли мертвым еще три месяца назад! Помнишь тот случай? Эта новость лезла из всех утюгов! Про маленького мальчика, попавшего под поезд. А теперь слушай: мать не захотела прийти к мальчику, найденному в парке, поскольку у нее случился припадок. Явился отец. Пацана держали в полицейском участке, туда меня и послал редактор, когда его источник сообщил ему об этом. Приходит отец и заявляет, что это его сын! У меня едет крыша, я не собираюсь тебе врать, я облажался, серьезно, мне очень плохо, ведь этот мальчик был мертв, поезд отрезал ему ноги, но не затронул лицо, оно то же самое, и это тот же самый мальчонка.

— Педро…

— Вдобавок к найденному вчера видео — это просто безумие какое-то!

— Педро, появилась Ванадис. Здесь, в парке Чакабуко.

— О чем ты?

— Ванадис, та самая, что на твоем видео…

— Как это появилась, откуда? Эта шлюха, да еще с таким странным дерьмовым именем!

— Я ее нашла, на лестнице в парке, что возле фонтана.

— Не выноси мне мозг.

— Зачем мне твой дурацкий мозг?

— А где она сейчас?

— Отправилась в суд, вместе с семьей.

— Это точно она?

— Она. Очень странная, но точно она.

— Не может быть, просто невозможно. Погоди, мне тут звонят, я тебе скоро наберу, ты будешь на месте?

В последующие недели дело дошло до истерии и даже хуже. Пропавшие без вести дети стали появляться не где-нибудь, а в четырех больших городских парках — Чакабуко, Авельянеда, Сармьенто и Ривадавия. Они жили там, по ночам укладывались спать поближе друг к дружке и, похоже, не собирались никуда уходить. Среди них были даже малыши, видимо, те самые жертвы родительского похищения, хотя могли быть и младенцы, украденные из больниц и родильных домов. Обезумевшие родственники приходили сюда искать своих детей, мало задумываясь о том, не слишком ли странен этот случай, не тревожно ли, что все дети вернулись одновременно. Естественно, что первыми покидали парки младенцы. А среди подростков царило молчание. Никто, похоже, не собирался рассказывать о том, где побывал. Своих близких они, вероятно, тоже не узнавали, хотя и уходили вместе с теми, кто их искал, с какой-то жуткой кротостью.

Поскольку никто не знал, чем объяснить такое, плодились самые дикие предположения. Дети молчали, поэтому нельзя было сказать, например, что их всех отпустила преступная группировка, но были газеты, которые поддерживали такую гипотезу. Даже проводились полицейские рейды, и задержанные орали в телекамеру о своей, вероятно, истинной невиновности. Не было никаких доказательств для обвинения их в чем-то, имевшем отношение к этим детям. Немногие следователи, официальные лица и журналисты были честны, как Мечи и Педро. Они искренне не понимали происходящего, не могли ничего объяснить и лишь знали, что это очень страшно.

После эйфории и недоумения первой недели озноб начал постепенно проходить. Вышло так, что сначала в делах «обнаруженных» не нашли ничего необычного. Разумеется, за исключением случая с мальчиком Хуаном Мигелем, которого сбил поезд. Средства массовой информации решили, что отец и мать Хуана Мигеля — бедняки-пьяницы, а посему доверять им нельзя, поскольку они могли перепутать мальчиков. И люди для собственного успокоения приняли эту версию. Остаток первой недели прошел более-менее нормально: возвращались мальчики и девочки, которые исчезли недавно, из относительно стабильных семей, без признаков насилия. Почти счастливое завершение историй. Но в середине второй недели появился приглушенный страх, который никто не осмеливался озвучить, опасаясь, что эхо не утихнет никогда. Одним из детонаторов стал случай с Викторией Кариде. Девушка-студентка изучала экономику и оказалась одной из немногих исчезнувших представительниц высшего среднего класса. Утверждали, что ее похитила банда торговцев женщинами, а может, у нее случился нервный срыв, когда она перестала принимать антидепрессанты, или же она сбежала с женатым мужчиной. Дело Виктории — загадка: девушка вышла купить печенья и не вернулась. Всегда опрятная, с множеством друзей, при деньгах, успешно училась в университете, а из чувства морального долга работала в столовой для бедняков.

Она исчезла пять лет назад, и надежда найти ее почти иссякла. Как вдруг Виктория объявилась в парке Авельянеда, недалеко от станции старинного мини-поезда, курсировавшего по территории парка. Она сидела на скамейке и разглядывала особняк на месте бывшего ранчо. Родители девушки были вне себя от радости, едва увидев ее по телевизору — передвижные камеры находились в каждом парке днем и ночью, — они примчались за ней и тут же увезли, стиснув в объятиях и орошая слезами и соплями.

Ни они, ни кто-либо другой тогда не решились сказать, что за пять лет отсутствия Виктория ничуть не изменилась внешне и что в день исчезновения на ней была та же самая одежда и даже прежняя заколка в хвосте вьющихся каштановых волос.

Второй случай объяснить еще труднее. Лорена Лопес, девушка из столичного района Вилья-Сольдати, сбежавшая из дома с таксистом, появилась в Розарии парка Чакабуко на пятом месяце беременности. Она отсутствовала полтора года. Гинекологи подтвердили, что это ее первая беременность. Ну и что? Вероятно, Лорена не ждала ребенка, когда сбежала, возможно, речь идет об ошибке или девушка солгала — таксист вроде бы ничего не подтверждал и не опровергал, и правильно делал, потому что иначе сразу попал бы в тюрьму по обвинению в совращении малолетки, — или врачи ошибались, откуда такая уверенность? Лорена возвратилась в Сольдати, однако через две недели родители «вернули» ее в суд по делам несовершеннолетних. Педро видел, как ее туда