— Вали отсюда, не то — убью!

— Да что с тобой стряслось?

Тут Мария Лаура начала дико орать, что во всем виновата Мечи, это она привела маленькую шлюху из парка тем утром. Грасиела сошла с ума по ее вине, и Мария Лаура тоже плохо кончит из-за нее же. Если бы Мечи не вернулась за своими вещами, их бы сожгли, тебя надо посадить, не знаю, что еще с тобой сделать, ты все затеяла с этой гадкой шлюхой, вас обеих следовало убить, но это дерьмовое правительство ничего не делает, ничего, ничего…

Мечи выскочила из офиса с немногими вещичками в сумке, которые удалось прихватить. Слава богу, в ящиках стола она хранила не так уж много всего. Жаль было оставлять архив, но все равно она не могла взять его с собой, это не ее собственность, к тому же Педро перед вылетом в Бразилию сделал ксерокопии некоторых досье, в том числе переснял бумаги Ванадис.

Каким-то образом Мечи понимала Марию Лауру: ей нужен козел отпущения, а именно Мечи привела Ванадис, положив начало возвращению детей. Что действительно вызывало у нее тревогу, так это ощущение опасности. Мария Лаура способна на все, даже на убийство. Она не убила Мечи только потому, что Грасиела была просто немного не в себе, а дети в парках не причиняли вреда, ну и потом Мария Лаура худо-бедно все еще работала. Тем не менее пресс-папье летело в голову Мечи и вполне могло угодить в цель. Так что увольнение было отличной идеей.

Мечи ожидала автобуса 134-го маршрута на углу напротив парка, ей нужно было доехать до Вилья-Девото. Детей почти не было видно из-за насыпи, к которой они не приближались, а бродили по парку. Впечатляло то, что раньше по тротуару, окружавшему парк Чакабуко, в любое время дня совершали пробежки десятки людей, с которыми смешивались покидавшие станцию метро пассажиры, так как один из выходов расположен вблизи Розария, и жители окрестных улиц, выгуливавшие собак. Теперь тротуары опустели, а выход из метро оказался закрыт до особого распоряжения. Мечи ждала автобуса в одиночестве. Водитель 134-го маршрута промчался по парку, вдвое превысив разрешенную скорость, и лишь выехав оттуда, сбросил ее. Когда он притормозил на остановке, Мечи поняла, что ей чудом повезло.

Первый вечер с родителями прошел вполне мирно. Правда, когда они после ужина уселись на диване в гостиной и включили телевизор, Мечи не захотела остаться с ними и тем самым расстроила стариков. От реальной жизни не спрячешься, сказали они, но дочь проигнорировала их и заперлась в своей комнате. Она знала, что они хотят увидеть: повторяемый новостными каналами вновь и вновь репортаж о родителях, покончивших жизнь самоубийством в Эль-Паломаре после того, как вышвырнули свою найденную дочь на улицу. Это была одна из девочек Парка Сентенарио, она сбежала три года назад после жестокой ссоры: ее ударил отец. Когда она вернулась, у нее было опухшее веко и разбитая нижняя губа, кровоточащая так, будто удары были нанесены всего сутки назад. Девушка невысокая, с короткими светлыми волосами и пирсингом в носу. Мечи знала об этих отцовских побоях из досье и полагала, что журналисты тоже все знали, но когда девушка вернулась, они не обнародовали эту информацию, а просто-напросто показали волнительную встречу, недоумевая, «где это Марисоль упала». Ей задали этот вопрос, она ответила, что вообще не падала, и больше ничего. Журналисты не стали расспрашивать, бил ли ее кто-то. Столь выборочное замалчивание стало для Мечи доказательством того, что у прессы есть информация об избиении дочери отцом, но ей не дают хода, потому что… Конечно же потому, что избиение случилось тремя годами ранее. И на протяжении всех этих лет Марисоль сохраняла ту же длину и цвет волос, что и до побега. Иногда Мечи приходила в ярость от трусости прессы. Ей хотелось, чтобы кто-то начал кричать по телевизору, выть, твердить: «Да это все чушь, чушь, кто такие эти ребята, кто они?»

А теперь она сожалела о том, что хотела прорыва сдерживающей плотины. Потому что это началось, истерия нарастала. Мать и отец Марисоль легли в постель и положили между собой фотографию малышки. Первым выстрелил себе в висок он. Затем жена высвободила пистолет из его руки, сунула дуло себе в рот и снесла пулей полчерепа. Супруги оставили записку, в которой повторялось то, что утверждали многие родители: «Это не наша дочь».

Марисоль покинула дом после того, как раздались выстрелы, соседи увидели, как она уходит, и стали прогонять ее палками и камнями. Один даже выстрелил издалека.

Начало охоты, на которую намекал Педро? До этого родители просто возвращали своих детей, а если не могли справиться с безумной ситуацией, то в лучшем случае помещали их в психиатрические лечебницы, а в худшем ребята снова оказывались в парках. К тому же родители не раскрывали причин, делавших совместную жизнь невыносимой. Было известно, что некоторые радио- и телепрограммы и даже газеты и журналы платили за интервью с родителями, вернувшими своих детей. Весьма неожиданным для таких болтливых и привычных к средствам массовой информации людей, как жители столицы, стал их отказ излить душу репортерам.

Самоубийство в Эль-Паломаре не было единственным. Недавно Мечи снова зашла на страничку Ванадис в MySpace в поисках татуировщика. И наткнулась на новое сообщение после многих дней молчания. В нем говорилось: «Я навестил тебя, но это не ты. У тебя белые зубы вампира помнишь как мы играли, а та которую я увидел и она меня не узнала это копия у нее не твой рот но я не понимаю не понимаю. Чао ванадис а что если мы увидимся любовь моя?»

Это «а что, если мы увидимся» насторожило Мечи, и она кликнула на профиль Zero Negative. Из комментариев друзей мастера татуировки следовало, что он покончил с собой. Мечи покинула страничку со слезами на глазах, но она не могла позволить себе плакать по тридцатилетнему мужчине, влюбившемуся в четырнадцатилетнюю девочку. Нельзя его жалеть. Он любил подростка, это правда, но ведь он был болен. А поплакать ей следовало из-за себя, потому что она никогда не испытывала ничего, даже отдаленно напоминавшего чувство татуировщика к Ванадис.

Самоубийство Zero Negative осталось незамеченным. А вот случай в Эль-Паломаре вызвал толки. Соседи погибших родителей свидетельствовали, что с момента возвращения девочки они слышали ночи напролет стоны ее матери. Тамошний мясник принялся расспрашивать отца о Марисоль, и тот сказал, что все в порядке,