С этими словами Маню встал, поклонился присутствующим ивышел из комнаты.

Генерал Кераглы сидел, уставясь невидящими глазами в однуточку. Казанзакис пожал плечами и заговорил с полковником Арно о новинкахпарижского оперного сезона. Воспользовавшись их разговором, Гюзель подошла кгенералу и вполголоса заговорила:

– Кажется, эфенди, у вас сложности с этим проигрышем?Вы не в состоянии расплатиться?

Генерал не сразу понял, о чем говорит ему Гюзель. Когда жедо него дошел смысл ее слов, он тяжело вздохнул и нехотя ответил:

– Я и без того был в долгах, а теперь такая огромнаясумма… И это – долг чести, так что у меня один выход – пуля в лоб.

– Зачем же так мрачно? – Гюзель чуть заметноулыбнулась. – Я знаю человека, который охотно поможет вам…

Ордынцев вошел в гостиную. На его взгляд эта комнатапредставляла собой что-то среднее между собственно гостиной, будуаром женыбогатого парижского рантье и залой в дорогом борделе – излишняя пышностьубранства, обилие всевозможных дамских аксессуаров, подушечек, вазочек,курильниц и прочих безвкусных мелочей. Однако хозяйка придавала всей этойвосточной пошлости определенный блеск и создавала ощущение подлинности. Тонкаяи гибкая, как змея или пантера, она свернулась калачиком в глубоком резномкресле, закутавшись в облако полупрозрачного трепещущего муслина. При каждомдвижении ее божественные формы то откровенно обрисовывались складками воздушнойткани, то просвечивали сквозь муслин чарующими намеками. Но главным в ееоблике, безусловно, было лицо, и особенно глаза – огромные, бездонные,ярко-синие. Их взгляд, одновременно высокомерный, чарующий и бесстыдный, сводилс ума – конечно, только того, кому было с чего сходить.

Борис невольно застыл на пороге, не сразу заметив, что вкомнате присутствуют еще два человека – очень худой господин лет тридцати пятис лицом бледнее фрачной манишки, с моноклем в глазу и брезгливо обиженнымвыражением безвольно искривленного рта, и полная ему противоположность – рыжийтолстяк лет пятидесяти, переполненный энергией, с изрытым оспой лицом иманерами бесконечно уверенного в себе человека. Этого энергичного толстяка небыло нужды представлять – каждый в Константинополе хотя бы слышал о СтавросеКазанзакисе, греческом миллионере, владельце чуть ли не половины недвижимости ввеликом городе.

Бледный господин представился Полем Менаром, финансистом изФранции.

Борис назвал себя. Француз окинул егопрезрительно-оценивающим взглядом и равнодушно отвернулся. Казанзакис,напротив, начал оживленно расспрашивать о том, как понравился ОрдынцевуКонстантинополь, нашел ли он здесь достойное вложение для своих денег – видимо,пущенный Горецким слух о богатстве Ордынцева дошел до греческого магната. Борисотвечал по возможности уклончиво, боясь выдать свою полную неосведомленность вфинансовых вопросах.

Наконец Гюзель, прислушиваясь к разговору двух мужчин свыражением насмешливой скуки на лице, прервала их:

– Господа, неужели вы не можете найти более интереснойтемы для разговора?

– Очаровательная! – со смехом ответил ейКазанзакис. Не может быть темы более волнующей, чем деньги!

– Фу, противный! – Гюзель рассмеялась и махнула нагрека рукой. – Но вы-то, Борис, – с некоторым трудом выговорилатурчанка непривычное имя, – вы-то, Борис, я надеюсь, не такой? Для васденьги не заменили все радости жизни? Во всяком случае, моя подруга Анджелапрожужжала мне все уши – от нее только и слышишь ваше имя, как будто вКонстантинополе нет мужчины лучше, чем Бо-рис Ордын-цефф!

Борис смущенно улыбнулся, не найдя достойного ответа, аМенар снова удостоил его мимолетным взглядом и процедил сквозь зубы:

– Вы ведь знаете, Гюзель, Анджела страдает удивительносклонностью к преувеличениям!

– Не обращайте внимания на Поля, – Гюзельдружелюбно улыбнулась Борису, – он ужасный ревнивец и поэтому постояннозлословит. Скажите, мне передавали, что вы приходитесь сродни господинуГаджиеву?

– Ну, собственно, не совсем сродни, моя тетушка была заним замужем.

– Ах, вот как! – Гюзель оживилась. – Яоднажды была в его имении Каса-дель-маре. Там был поразительный розарий!

– К сожалению, мне там не пришлось побывать, хоть я инаслышан о тамошних чудесах, – ответил Борис, стараясь не выйти за рамкилегенды и вместе с тем не сказать ничего лишнего.

– Мне случалось сталкиваться с Гаджиевым, –присоединился к разговору Казанзакис, – в делах это был настоящий людоед.

– Не думайте, что это осуждение, – вставилаГюзель, – в устах Ставроса нет большей похвалы.

– Конечно, – усмехнулся Казанзакис, – деловойчеловек должен быть людоедом. Мягкосердечный делец – это такая же бессмыслица,как ласковая сторожевая собака. Думаю, что господин Ордынцефф со мнойсогласится.

Борис поймал на себе заинтересованный взгляд Поля Менара.Дождавшись паузы, француз задал вопрос:

– Покойный господин Гаджиев был, кроме всего прочего,известным коллекционером. В его собрании было немало уникальных книг –инкунабул и средневековых восточных манускриптов. Вы не знаете, какова судьбаколлекции?

Борис, обрадовавшись, что Менар в разговоре затронул тему,которую Горецкий хорошо подготовил.

Это и был их – Горецкого и мистера Солсбери – главныйкозырь. У покойного Гаджиева была действительно замечательная коллекция редкихстаринных книг. Гаджиев был весьма своеобразным человеком и, как многиеколлекционеры, не только не любил показывать кому бы то ни было свои сокровища,но и не сообщал никуда, что, конкретно, включает в себя его коллекция. Известнобыло только, что она уникальна и некоторым книгам просто нет цены. Однако в1913 году, под давлением Императорской Академии наук, Всероссийского обществабиблиофилов и остальной общественности, Бари Гаджиев был вынужден принять всвоем доме в Баку комиссию, в которую входили очень компетентные люди, – исреди них замечательный русский искусствовед барон Врангель (родственникнынешнего Главнокомандующего), а также известный книгоиздатель Сойкин. Комиссияознакомилась с коллекцией и в результате ее деятельности в журнале «Искусство ихудожественная промышленность» был опубликован каталог. И в нем одним из первыхномеров значилась рукопись Омара Хайяма… Полковник Горецкий узнал от мистераСолсбери, что году примерно в шестнадцатом в Лондоне, на закрытом аукционе,вдруг всплыла эта книга, причем никто не сомневался в ее подлинности. ОднакоГаджиев никому не сообщал о краже книги. Человек, выставивший книгу на аукцион,пожелал остаться неизвестным. Вся история показалась устроителям аукционаподозрительной, но скандала не вышло – англичане мастера спускать сомнительныедела на тормозах. А уж каким образом книга попала в руки мистера Солсбери, тотне сообщил, а полковник Горецкий не спрашивал – знал, что все равно не получитответа. Борису были даны инструкции при случае сослаться на книгу и предъявитьее в качестве доказательства его родства с покойным Гаджиевым.