– Почему вы так думаете?

– Шмидта убили хладнокровно, профессионально, на люднойулице. Можно сказать, на глазах у сотен людей – и никто ничего не заподозрил.Жертву не ограбили, да в таком месте это было бы и невозможно. Стало быть,какой мотив мы можем предположить? Либо месть, либо, как ни прискорбно этопредположить, мотив убийства – политический, и англичане правы в своихопасениях.

– Но не кажется ли вам, что Лихачева подослали вресторане к столику полковника Шмидта нарочно, чтобы он устроил скандал?Полковник забеспокоился и послал своего есаула проследить за капитаном, то естьтаким образом полковник остался без охраны.

– То есть вы подозреваете сговор, – с грустьюпроизнес начальник полиции. – Тогда это несомненно политика. Но со стороныучастников убийства разумно ли было привлекать пьяного человека? Лихачев, когдаустроил публичный скандал, был здорово пьян…

– Только со слов Чернова! Капитан ведь мог и разыгратьпьяного.

– Нет, он был пьян не только со слов… эсаула. То жесамое говорят официанты, а уж их-то не обманешь, у них взгляд наметан! Так чтоеще раз говорю: Лихачева следует допросить как можно быстрее, чтобы узнать, ктовнушил ему мысль устроить скандал с полковником Шмидтом. Значит, опятькакой-нибудь заговор, поэтому друзья капитана Лихачева и избили этого… как его…эсаула, подумав, что он сует нос в их секреты. Устраивать заговоры – эторусский национальный спорт, такой же, как пить водку из ведра и париться в банес медведем.

Последние слова Мустафа-эфенди произнес с особенным удовольствием:он не без основания гордился репутацией большого знатока русских традиций.

Однако ни в этот, ни на следующий день капитана Лихачева ненашли. Никто не мог дать полиции определенных сведений о местонахождениикапитана. Поначалу это никого не удивило, потому что русские офицеры вКонстантинополе, те, кто по каким-либо причинам не попал в Галлиполи, гдерасполагались остатки Русской армии Врангеля, жили как бродяги. Они толклись вприемных у начальства, выпрашивая жалкие крохи жалованья либо иного какоговспомоществования, пропивали эти гроши в бесчисленных кабачках на Галате,хозяевами которых были уже не только местные греки, но и бывшиесоотечественники – те, кто оказался удачливее других и сумел вывезти из Россиикое-какие ценности. Офицеры же, в основном нищие, голодные и оборванные,слонялись в районе площади Таксим, где один раз в день разрешалось поесть вбесплатной столовой для беженцев, а также процветали бесчисленные лотереи иразные прочие жульнические мероприятия.

Мустафа-эфенди очень рассердился, и по этому поводу егопомощник Джафар вызвал всех подчиненных в отдельную комнату и имел там с ниминегромкую беседу. Подчиненные вышли после этой беседы тихие и задумчивые, послечего бросились выполнять свои обязанности с удвоенным рвением. В результатечерез два дня капитана Лихачева нашли, но допросить его не представлялосьвозможным, потому что завязанный в мешок труп капитана всплыл в районе порта ибыл замечен на рассвете матросом с итальянского парохода «Святая Тереса».

Полицейский врач дал заключение, что капитан был убитвыстрелом из револьвера, произведенным в упор, и труп пробыл в воде не менеетрех суток. Про всему выходило, что несчастного капитана убили и утопили чутьли не в ту же ночь, когда был убит полковник Шмидт.

Вызвали есаула Чернова, но тот, даже под страхом близкогознакомства с обезьяноподобным Абдуллой, не мог назвать имен трех офицеров,избивших его на улице Османли. Начальник полиции Мустафа-эфенди засел в своемкабинете и надолго задумался.

Корчма. Ступени. Нависает свод.

Слоистый дым. Колючих взоров наглость.

Письмо, печать… И на печати – под

Лобастым черепом – две кости накрест.

Безжалостность окраин. Главаря

Рычащий шепот… Дотлевает запад.

Показывает ночь у фонаря

Двоих бродяг в широкополых шляпах.

А. Несмелов

Ордынцев пришел в себя в комнате без окон, освещеннойнастольной лампой под поворотным металлическим абажуром. Лампа, как явствует изее названия, стояла на столе. За столом сидел плотный господин без пиджака вбелой рубашке с закатанными рукавами. Господин этот был Борису абсолютнонезнаком. Сам Борис сидел посреди комнаты на привинченном к полу металлическомстуле, руки его были туго связаны за спиной.

– Ага, вы очнулись, – констатировал господин застолом, – тогда начнем. Может быть, вы сэкономите время и сразурасскажете, на кого вы работаете и каков ваш интерес в этом городе?

Борис попробовал заговорить, но во рту него пересохло,должно быть, от той пахучей жидкости, которой угостил его коварный турок, иединственным ответом плотному господину послужил нечленораздельный хрип.

– А-а! Это бывает от хлороформа, – кивнулгосподин, поднялся из-за стола, налил в граненый стакан воды и поднесОрдынцеву. Борис благодарно кивнул, отпил четверть стакана. Голос прорезался, ион спросил:

– Может быть, вы развяжете меня? Руки затекли.

– Может быть, и развяжу. Это зависит от вашейразговорчивости. Еще раз спрашиваю: на кого вы работаете?

Борис пожал плечами. Со связанными руками это было неудобнои, вероятно, выглядело комично.

– Я ни на кого не работаю, – ответил он, – уменя есть собственные средства, мне не к чему устраиваться на службу.

– Не валяйте дурака, – плотный господинпоморщился, – вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. На какую разведкувы работаете? На англичан? На французов? На итальянцев?

«Интересно, как они догадались? – в смятении думалБорис. – Что я сделал неправильно?»

Он решил тянуть время и притворяться полным идиотом: «Авосьстанет ясно, что известно обо мне этому плотному типу и почему он отдалраспоряжение своим подручным схватить меня прямо на улице».

Борис уставился на своего визави в очень натуральномизумлении.

– Как? Вы считаете, что я – шпион? Что я работаю накакую-то разведку? Да с чего вы это взяли? Я достаточно обеспечен…

– Опять вы завели свою старую песню! – поморщилсяплотный господин. – Сейчас вы станете рассказывать мне, что получилинаследство от покойного господина Гаджиева, которому доводитесь родственником…

– Не родственником, – поправил Борис, – моятетушка была за ним замужем. А в остальном все именно так.

«Угу, – думал Борис, – уже ближе к делу.Несомненно, мой провал связан с Гаджиевым. Говорил же я Горецкому, что никто неповерит в это сомнительное родство!»

– Может быть, я и поверил бы в фантастическую историюпро вашу тетушку, если бы не маленькая деталь.

Борис поднял глаза, с волнением ожидая продолжения.