* * *

Около полудня, благополучно проскочив Тулу, я свернул чуть в сторону с автострады и подъехал к небольшому уютному кафетерию с чисто вымытыми окнами во всю стену.

Когда-то здесь была обычная придорожная забегаловка для дальнобоев – кривоногие столики, тошнотворный запах пригоревших беляшей, хамоватые толстозадые девки на раздаче. Но года полтора назад работавший здесь с незапамятных времен повар-татарин, толстый хитроглазый мужик, по-тихому то ли купил эту забегаловку, то ли приватизировал. Но суть не в этом, а в том, что он стал ее полновластным хозяином. Первым делом татарин поменял название. Теперь забегаловка гордо именовалась "Трактир у Насти". Кто такая Настя – не знал никто. Впрочем, татарин, надо ему отдать должное, на этом не остановился. Не постоял за ценой и быстро сделал капитальный ремонт. Поставил в забегаловке всякие кухонные автоматы. Потом разогнал почти весь персонал, оставив лишь пару прежних работников и набрал новых местных девушек – вежливых, шустрых и улыбчивых. И теперь в "Трактире у Насти" стали вполне прилично кормить. Правда, и цены здесь выросли соответственно. Но от посетителей отбою не было. Во время своих южных вояжей я непременно здесь останавливался пообедать.

В поле за кафетерием копошились черные фигурки – очередная операция по спасению урожая капусты. Возле трассы примостилось на ящиках несколько бабок с овощами на продажу. Они терпеливо мокли под дождем. По трассе со свистом промахивали редкие машины. Было ветрено и сумрачно.

На стоянке возле кафетерия приткнулась старенькая "шестерка" с харьковскими номерами и – к моему удивлению, – уже знакомый мне плодоовощной рефрижератор. "Где-то сейчас развеселая девица в бейсболке?" – мелькнула и тут же исчезла короткая мысль. Я сунул под мышку термос, запер машину и пошел ко входу в преображенный кафетерий.

В чистеньком небольшом зале на восемь столиков было почти пусто. Время, когда кафетерий заполняют громкогласные веселые шоферюги-дальнобойщики, еще не наступило. Чинно обедали молодые родители с двумя детишками. В углу шумно молотил суп старичок в ватнике и облезлой ушанке: татарин помимо всего прочего еще и занимался благотворительностью – подкармливал стариков-пенсионеров из соседнего обнищавшего совхоза. Совхоз за это поставлял ему по дешевке овощи – татарин своего не упускал.

Откуда я все это знал? Чуть позже станет понятно.

А вот за столиком у окна я увидел двоих парней – судя по виду, водителей рефрижератора. Парням лет по двадцать пять. Широкоплечие, белозубые малые. И одеты вполне прилично, хотя и с явным подражанием любимым американским водилам из бесчисленных боевиков. Они уже закончили обедать, попивали из банок "кока-колу", курили и что-то оживленно рассказывали третьему, сидящему за их столом. Когда я вошел, они лишь мельком на меня посмотрели и тут же вернулись к разговору. Третьим за их столиком, к моему удивлению, оказалась та самая девушка в защитной куртке. Бейсболку она сняла. Девушка сидела ко мне боком и я мельком увидел только ее профиль. Ей было что-то около двадцати – она оказалась старше, чем мне показалось в первый раз, на дороге. На спинке ее стула висел белый рюкзак. Девушка сидела молча и в позе ее было какое-то напряжение. Хотя, возможно, мне это показалось.

Я подошел к раздаче.

– Ой, Игорек, здравствуй, – заулыбалась стоящая за стойкой молодая пышногрудая женщина. У было приветливое русопятое лицо. – Что-то давненько тебя не было видно. Куда запропастился?

– Да все перегоны в другую сторону, – я ответно улыбнулся и поставил на стойку термос. – Кофе есть?

– Для тебя, любимый, всегда есть, – женщина взяла со стойки термос. – Есть будешь?

– Конечно.

– Как обычно?

Я кивнул.

В "Трактире у Насти" меня знали как "Сонькиного Игорька из Москвы". Потому что молодую женщину за стойкой звали Соня. Она была здесь полновластной хозяйкой сразу после татарина. С того самого дня, как мы с ней случайно разговорились, я решил не называть ей своего настоящего имени. Ни к чему лишний раз светиться. И ничего конкретного про свою работу и жизнь я Соне не рассказывал. Даже когда она однажды весьма настойчиво стала выпытывать. Из чисто женского любопытства.

Дело было в начале прошлого лета. Я гнал очередного антонова "мерина" опять же на юг, выехал из Москвы под вечер. И когда я сюда ввалился, они уже закрывались. Я был голодный и злой, потому что Антон сдернул меня совершенно неожиданно и впереди светила бессонная ночь за рулем. В кафетерии оставались только Соня и старушенция-уборщица, возившая мокрой тряпкой по линолеуму. К тому времени я здесь уже примелькался, и Соня меня заприметила. Вернее, как потом выяснилось, положила на меня глаз. Поэтому она выставила вон не меня, а старуху. Закрыла изнутри дверь, задернула шторы на окнах и начала метать тарелки на стол.

Я-то был за рулем, а вот Соня маханула пару добрых стопок водочки. Мы с ней, естественно, познакомились, потом беседа наша приняла еще более доверительный характер, и в конце концов мы продолжили ее на мягком диване в уютном кабинете так удачно отсутствующего хозяина-татарина.

Соня оказалась девушкой умелой и очень темпераментной. Так что, когда спустя пару часов я на подгибающихся ногах вывалился из кафетерия и уселся за руль, то долго не мог попасть ключом в замок зажигания – руки тряслись.

Вот тогда она с ходу начала выпытывать – что, да как, да где. Я отделался незначащими фразами и так толком ничего ей и не рассказал.

Теперь мы с ней занимались любовью всякий раз, когда меня заносило в "Трактир у Насти" в ее смену. Обычно я обедал, потом она отпрашивалась на часок, и мы ехали к ней домой, в поселок, расположенный километрах в пяти от забегаловки. Соня жила в старом деревянном доме, одна. Каждый раз, когда мы подкатывали к ее развалюхе на каком-нибудь шикарном "мерседесе" или "саабе", соседские бабки-тетки едва не вываливались с досады из окон. На мой вопрос – а не повредит ли ей эдакая наглая демонстрация, Соня пренебрежительно отмахнулась:

– Да пусть хоть до смерти обзавидуются, дуры немытые.

Я думаю, Соне страшно нравилось иметь крутого любовника-москвича, то и дело меняющего машины. Это тешило ее женское самолюбие и давало повод свысока смотреть на деревенских соседей. К тому же, подозреваю, что она принимала меня за элементарного бандита, потому что однажды случайно увидела моего "макарова". Я объяснил, что у меня официальное разрешение на ношение оружия, и вообще весьма секретная работа, но она явно не поверила. Ну и Бог с ней. Так вот, у нее дома мы весьма приятно проводили время, а потом я отвозил ее обратно на работу. Либо, если я приезжал ближе к вечеру, нам опять же верно служил татарский диванчик.

Я ей никогда из Москвы не звонил. И номера своего домашнего телефона я ей не давал. Ни к чему.

И меня, и Соню эти необременительные залетные отношения вполне устраивали. И сама она мне нравилась. Правда, однажды она обмолвилась, что собирается поехать за покупками в Москву. Но я сделал вид, что намека не понял, и тема не получила развития. Да и Соня к ней больше не возвращалась – она обладала природной, чисто крестьянской рассудительностью и сметкой. И быстро поняла, что ни к чему осложнять наши отношения. И мы к обоюдному удовольствию продолжали регулярно встречаться во время моих заездов. И сейчас я ехал, заранее зная, что будет, если Соня сегодня работает.