— Марк! — воскликнул я. — Заходи! Как ты меня нашел?

Мой друг водрузил торт и бутылку на заплеванный и исписанный стол, который при этом угрожающе покачнулся, и плюхнулся рядом на видавший виды стул.

Я зажмурился. Но стул выдержал, только предостерегающе крякнув.

— Ребята видели тебя в бесплатной столовой, — объяснил Марк. Я отвернулся к окну.

— Да не стремайся ты, все будет нормально, — сказал он, развязывая торт, и на его рукавах сверкнули алмазные запонки.

— Меня с работы уволили.

— А где ты работал?

— На автостоянке. Машины мыл.

— А, это у тебя хозяин попался перестраховщик, — Марк открыл торт и разрезал его на аккуратные кусочки.

— Почему?

— У тебя знаков нет.

— Ну и что?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты что новостей не знаешь?

— У меня денег нет на газеты.

— А когда работал?

— На пальто копил.

Марк скорбно промолчал.

— Ну, что там произошло? — устало спросил я.

— А произошло вот что. Господь объявил, что до конца февраля все должны принести покаяние и присягу и обрести знаки спасения. С первого марта вступает в силу «Закон о погибших». В нем не отмеченные знаком спасения объявляются вне закона и нарекаются «погибшими». Тот, кто убьет или ограбит «погибшего» не считается совершившим преступление и не подлежит наказанию. У «погибших» нельзя ничего покупать и им ничего нельзя продавать. Их нельзя брать на работу и подавать им милостыню.

— Марк! Что же тогда можно? Это же бесчеловечно!

Он сурово посмотрел на меня.

— Можно и нужно взять погибшего за ручку и отвести в церковь к верному Господу священнику, чтобы «погибший» обрел знак спасения и стал «возрожденным». За это куча плюшек приведшему (вплоть до денежной премии) и подъемные «возрожденному». Очень приличные, между прочим.

— Но это же тоталитарное общество!

— Ты еще вспомни безнравственное учение о свободе совести!

— Почему безнравственное?

Марк вздохнул.

— Если мы позволяем человеку верить, как он хочет, мы сознательно толкаем его к гибели. Петр, неужели, если ты увидишь, как слепой движется к пропасти, ты не встанешь у него на пути?

— Но, может быть, это я слеп?

— Вот, Петр. Ты не веришь. Иначе у тебя бы не возник этот вопрос. Правильно тебя Господь наказал.

Я прикусил губу.

— Если бы ты верил, Петр, ты бы сразу понял, что Господь просто хочет спасти как можно больше людей.

Марк возился с бутылкой, сдирая с нее серебристую бумагу и снимая проволочку. На его руке красовался черный знак спасения. Я с завистью смотрел на него.

«Конечно, он прав, — думал я. — Господь ведь не кто-нибудь, и заботится только о нашем спасении. А я все также преступен и не пекусь о собственном исправлении».

— Слушай, Марк, а когда я принесу покаяние, как ты думаешь, знаки появятся?

— Никаких сомнений.

Пробка шампанского, наконец, подалась и с грохотом вылетела на волю.

— Давай за это выпьем, — предложил Марк.

Марк навещал меня еще несколько раз и даже подкидывал денег.

— Ты бы что-нибудь посерьезнее принес, — попросил я, как-то тоскливо глядя на очередной торт. — Мяса там и вина. А то ублажаешь, как девицу.

— Будет сделано, — пообещал он.

И в следующий раз торт сменила колбаса. Прибывшее с нею вино называлось «Обитель ангелочков» и было французского происхождения. Вкус оказался куда лучше названия.

— Слушай, а тебе от Господа не влетит за то, что ты меня подкармливаешь? — спросил я.

— Он мне не запрещал.

В начале декабря газеты сообщили о том, что Северная Европа признала власть Эммануила. Я представил себе хипов со знаками спасения, покуривающих марихуану на лужайках Амстердама, и мне почему-то стало не по себе.

Спустя неделю Господь посетил островную часть Англо-Французской Федерации: сначала Англию и Шотландию, потом — Ирландию. Визит был мирным, но очень эффективным — Эммануила признали.

Честно говоря, меня беспокоило еще одно обстоятельство. Снег, вопреки ожиданиям, и не собирался таять, и температура была явно ниже нуля. Я с содроганием думал о том, как пойду по улице босиком.

— Не дрейфь, Петр, — успокоил мой друг. — Я тебя до Собора на машине довезу.

— Господь увидит.

— Ничего, мы за углом остановимся.

— Ох! Переться через всю площадь!

— А кому сейчас легко? В газетах пишут, в Москве вообще пятьдесят три градуса мороза. Система отопления вышла из строя. Буржуйки топят книгами и мебелью. А ты «босиком по снегу»! Подумаешь!

— Тебе бы так!

— Я «погибших» не выпускал, — Марк уже во всю пользовался этим термином. — И, если Господь прикажет по снегу пройти босиком, не испугаюсь, не беспокойся. Хоть по раскаленным углям!

— Хвастун!

— Нисколько.

И день настал. Точнее холодное хмурое утро двадцать пятого декабря. Как и обещал, Марк довез меня почти до площади святого Петра и остановил машину на Виа дел Сант Уффицио.

— Ну, давай, — и Марк подал мне длинную белую рубашку.

Я поморщился.

— Переодевайся, переодевайся. Пятнадцать минут осталось до начала церемонии.

Я переоделся.

— Ну, туфли скидывай!

На тротуаре лежал все тот же беспощадный снег. Я с сомнением посмотрел на него.

Марк, не говоря ни слова, наклонился и начал расшнуровывать ботинки.

— Ты-то зачем?

— А я слов на ветер не бросаю. Сказал пройду босиком — значит пройду.

— Да ты был пьян!

— Тогда почему я это помню? — поинтересовался мой друг и снял носки. Я усмехнулся и последовал его примеру. Он очень забавно смотрелся в дорогом костюме и босиком.

Мы вышли из машины, и снег пренеприятно обжег мне ступни.

Площадь святого Петра уже была полна народу, но для принимавших участие в присяге был оставлен проход.

В соборе все было готово. Господь стоял рядом с алтарем и бесцеремонно опирался на него рукой. Прямо перед ним, у его ног, располагалась крипта с мощами святого Петра. Как огромный колодец с мраморной оградой и свечами в толстых золотых подсвечниках в форме гигантских цветов.

Я взял свечу и преклонил перед ним колени. Сразу за криптой. Он словно не заметил меня и уставился на Марка, точнее на его босые ноги.