Зато ясно теперь, откуда жестокость его. Калечных и убогих мальчишек во дворе бьют и дразнят. А те вырастают, затаив обиду на все и вся, а отыгрываются после на беззащитных да слабых. Как вот прикажет сейчас Фарад всех казнить, а то и собственноручно живота лишит. У них это в порядке вещей.

Военачальник прошелся вдоль оцепеневших, боящихся лишний раз вздохнуть рекрутов, вглядываясь в заросшие курчавыми бородами лица. Некоторых едва касался горячим взглядом рысих глаз с желтым зрачком. На некоторых взгляд задерживался подольше. Те тут же начинали трепетать, как осиновый лист, но пока ничего страшного не случилось. Фарад прошелся вдоль шеренги, развернулся на каблуках остроносых сапог и вернулся обратно. Отошел подальше, снова окинул строй пристальным взглядом. Разлепил тонкие, бескровные губы.

– Я слышал, один из вас, – голос его был сух, как осенний лист, и вкрадчив, как мурлыканье дикой кошки, притворяющейся домашней, – проявил вчера немалую дерзость. Без приказа начальника, в одиночку, кинулся на толпу врагов. Обратил их в бегство и первым ворвался за линию укреплений, что позволило овладеть ими. Верно?

Некоторые кивнули, но, помимо воли, как кролики под взглядом удава. Афанасий мысленно перекрестился и зачем-то зажмурился, ожидая худшего.

– Так пусть этот воин сделает шаг вперед.

Вот оно, худшее. Он понимал, что его все равно вычислят или сдадут и лучше шагнуть самому, но ноги словно приросли к земле. Строй колыхнулся. Афанасий почувствовал давление с боков и со спины, но оно было слишком слабым, чтоб сдвинуть его с места.

Во взгляде Фарада, обращенном к рекрутам, зажглись нехорошие огоньки.

– Мне повторить еще раз? – вопросил он негромко, но грозно.

– Да выходи ж ты, не то всех нас погубишь, – прошептал мулла, дотянувшись до уха купца.

Афанасий тяжело шагнул вперед, едва переставляя не гнущиеся в коленях ноги. Остановился, понурив голову и слушая, как приближаются ковыляющие шаги. Как затихают в полусажени.

– Негоже такому доблестному воину стоять, понурившись. Распрями плечи, – раздался голос Фарад-хана.

Афанасий послушался, выпрямился через силу. Взглянул на военачальника, стараясь не поднимать глаз выше его подбородка.

– Вот и молодец. За проявленную в бою доблесть жалую тебя доспехами богатыми и оружием знатным.

Служители из свиты подбежали к Афанасию, заставили поднять руки, натянуликольчугу с квадратными бляшками на груди, узковатую в плечах. Нахлобучили на вихрастую голову островерхий шлем с короткой бармицей. На левую руку насадили кожаный щит на железном каркасе, но без умбона. Такой прогнется, но не даст себя пробить стреле, а вот доброго удара палицей или секирой не выдержит. В правую вложили гладкую рукоять сабли. Эфес ее был разукрашен богато, как у праздничного оружия, а клинок – дамасской стали, с характерным рисунком. Добрый клинок, если без червоточины внутри, конечно.

– И деньгами, – в унизанной перстнями руке Фарада появился кошель с монетами, набитый не туго, где-то до половины.

Перед взором купца поплыли картины одна прелестней другой. Вот он в яблоневом саду с обнаженным торсом возлежит на застеленном белой тканью топчане. В одной руке надкушенное яблоко, в другой кубок с вином. Вокруг гурии в кисейных покрывалах, растирают ему плечи, ноги, подают кушанья на золотых блюдах. Вот он в золотых доспехах, в башенке на спине слона впереди огромной армии въезжает в покорившийся город. Девушки кидают букеты под ноги марширующей армии. Вражеские повелители опускаются на колени, склоняя головы, а дочка шаха сбегает по ступеням дворца, вся трепеща, чтоб пасть в объятия победителя. А что, может, и правда, остаться в хорасанской армии, возвыситься до чинов немалых и бог с ним, с секретом ковки булата, да и с Русью тоже? Что его там хорошего ожидает? Мать с сестрами, разве что, да они давно без него жить привыкли. Как зачарованный, потянулся Афанасий к кошелю. Визирь отдернул руку, в глазах его сверкнула озорная злость.

– Э, нет, это получишь не сейчас, а после приступа.

– Приступа? – Афанасий сглотнул от волнения.

– Да. Впечатленный твоей доблестью, доверяю тебе совершить еще один подвиг, – взять третий ряд укреплений, каменный. Все эти люди, с коими ты не одну битву прошел, – Фарад обвел широким жестом мрачно молчащий строй, – поступают под твое начало. Веди их в бой и покажи еще раз, на что способен.

Шеренга ахнула в один голос.

– Да как же так?..

– Обычно, – пожал узкими плечами Фарад-хан. – В пешем строю. У земляных укреплений лестницу заберете, что вчера бросили. Там же с отрядом лучников соединитесь, прикрывать вас будут. Пехота уже там. И пушкари орудия на деревянные стены уже втаскивают. Втаскивают ли? – Фарад сурово глянул на низенького кривобокого человека с тонкими ногами и могучими ручищами.

– Втаскивают. Наверное, уже втащили, – мелко закивал тот.

– Ну вот, видишь, и ядрами вам помогут. Ну, иди уже, – махнул рукой военачальник, будто сгоняя муху с шербета.

– Когда выступаем? – ошарашенно пролепетал Афанасий, со страхом вспоминая высокую каменную стену, ров у подножья, метательные машины, лучников между зубцами и дымки от костров, на коих разогревали масло, чтоб поливать нападающих.

– Так чего ждать, прямо сейчас и выступайте, – махнул рукой Фарад, как-то сразу потеряв интерес к происходящему. – Храни вас Аллах.

Повернувшись к рекрутам спиной, он заковылял обратно в шатер, следом за ним потянулась свита. Стражники, взяв копья наперевес, стали подталкивать рекрутов с холма, подальше от шатров, вдруг возмутятся или еще чего. Нарушат покой сиятельного визиря.

Да что ж опять такое-то, обреченно думал Афанасий, почти не чувствуя сквозь кольчугу их тычков. Вроде, и доблесть проявил, и укрепления взял чуть не в одиночку, а поди ж ты… Вместо награды – заклание. Неспроста визирь кошель дать пожалел. Понимает, на что отправляет. И скалится еще, пес смердящий. Вот ему б саблей да меж бровей. И не только ему, любому другому. Что ж за сволочи все-таки эти люди в сущности!

О чем-то похожем думали и другие рекруты. Кто про себя, а кто и вслух, даже ругались некоторые. А чего уж теперь бояться, все равно дальше смерти не прыгнешь.

– Оружие-то хоть людям дайте, изверги, – обратился купец к стражникам.

– Не беспокойся, все дадим, – ответил один, безусый еще малый, работающий древком копья с видимой неохотой, для вида скорее. – Все вам будет.

– И поесть тоже? – встрял мулла.

– Перетопчетесь! – рявкнул другой стражник, постарше. – Только добро переводить.

– Да ладно, пусть поедят, заготовлено ведь, – пробормотал молодой.

– Ну, тихо, – замахнулся на него старый. – Делом, что поручено, занимайся.

Рекрутов согнали в широкую ложбину между двумя холмами. Там был разбит другой лагерь, далеко не такой богатый, как на холме. Хозяйственного, скорее, назначения. Под специальными навесами лежал порох, горками были сложены округлые камни, предназначенные для вытесывания из них ядер. Весело побулькивал в котлах рис с жилами и требухой для навара, распространяя вокруг аппетитные запахи.