— Ну а вы?

— Что — я?

— Вы можете предсказывать будущее?

— Немного. Но в основном я читаю прошлое.

— Может, прочтете мое?

— Запросто! Дайте ладонь. Да нет, не эту, другую!

Марина уставилась в ладонь Александр Борисовича, нахмурила брови и заговорила голосом восточной прорицательницы.

— Как я и говорила, у вас позади много бед. Вот здесь линия жизни слегка обрывается. Вы должны были умереть, но не умерли. Вас спасло какое-то чудо.

— Гм… — проговорил Турецкий, вспомнив взрыв, который едва не лишил его жизни.

— Вы спаслись, но сильно покалечились, — продолжила Марина. — А вот тут… тут я вижу большую личную потерю. — Лицо девушки дрогнуло. — Большое несчастье. Погиб кто-то из ваших близких…

Сердце у Турецкого сжалось.

— Если хотите, я не буду продолжать, — тихо сказала Марина.

— Нет-нет, продолжайте, — сказал Александр Борисович и через силу улыбнулся.

— Потом у вас были неприятности на работе. Из-за этого вы стали переживать еще больше. Ну а потом… — Марина подняла взгляд на Турецкого. — У вас проблемы в личной жизни, да?

Александр Борисович высвободил руку. Это уже было чересчур. Девушка казалось ему ведьмой. Ему даже стало немного жутковато, как бывает жутковато и самому смелому из людей, когда он сталкивается с чем-то, хотя бы отдаленно напоминающим сверхъестественную силу.

— Марина, вы страшный человек, — сказал Александр Борисович.

— Неужели? — Она пристально смотрела на Турецкого. — Я не делаю судьбу, я всего лишь читаю ее знаки. И я часто ошибаюсь.

— Выходит, у вас получается не так хорошо, как у вашей бабки?

— Выходит, так, — улыбнулась Марина и снова взяла в руки нож и вилку. — Пока я вас пугала, блинчики почти совсем остыли, — посетовала она.

— Так давайте скорей доедать, — поддержал девушку Турецкий и тоже взялся за вилку. Он был рад возможности прекратить этот невольный сеанс хиромантии. Однако есть совершенно расхотелось, и Александр Борисович снова достал сигареты.

— Вы много курите? — спросила Марина.

— Да нет. Изредка. Да и то собираюсь бросать.

Она покачала головой:

— Не обязательно. Вы умрете не от сигарет, так что можете курить сколько вам заблагорассудится.

Турецкий прищурил серые глаза и усмехнулся.

— Вы знаете, отчего я умру?

— Конечно, — кивнула Марина, уплетая румяный блинчик.

Александр Борисович помолчал, потом не выдержал, спросил:

— И отчего же?

— Вас убьют, — просто ответила Марина.

— Вот как? Интересно. И каким же образом со мной разделаются? Меня застрелят? Или кирпич упадет мне на голову?

— Кирпичи просто так никому на голову не падают, — назидательно сказала Марина. — Вам отрежут голову.

Турецкий сглотнул слюну.

— Как отрежут? Кто? Бандиты?

Марина покачала головой и ответила с набитым ртом:

— Вовсе нет. Это будет девушка. Комсомолка. — Она прожевала блинчик и добавила зловещим голосом: — Аннушка уже разлила масло!

На лице Турецкого отобразилось замешательство. Марина посмотрела на него и расхохоталась.

— Господи, Саша! Видели бы вы свое лицо!

— Булгаков, — облегченно вздохнул Александр Борисович и улыбнулся. — «Мастер и Маргарита»!

— Ну, конечно же! Простите, что разыграла вас. Но сдержаться было невозможно! Вы так серьезно слушали всю эту ахинею!

Теперь засмеялся и Турецкий.

— Надо же! Не думал, что меня так легко «развести». Ну а если серьезно? Вы можете сказать, когда и как я умру?

— Нет, конечно. Я не дельфийский оракул, и моих скромных способностей на это просто не хватает.

— Слава Богу, — насмешливо вздохнул Александр Борисович. — Здорово же вы меня напугали.

— Могу себе представить! Кстати, курить вам все-таки лучше бросить. Сигареты — яд.

— Знаю, — сказал Турецкий и чиркнул колесиком зажигалки.

19

Они шли по ночной Москве, пешком. Шли и болтали о всякой всячине. Турецкий чувствовал, что ему удивительно легко с этой девушкой.

— Саш, а у вас есть дети?

— Да. Дочь.

— Большая?

Александр Борисович усмехнулся:

— Слишком большая и слишком самостоятельная.

— Ну вот — уже и забрюзжали. В вас проснулся сварливый папаша.

— А бывают другие?

— Не знаю. Мой отец умер, когда я была совсем маленькая, а других я в семейной жизни не наблюдала.

Они шли по темной аллее бульвара, вдыхая свежий запах листвы.

— Как же здорово гулять по Москве, — радостно проговорила Марина.

— Вы говорите это так, словно только недавно об этом узнали, — заметил Турецкий.

— Так и есть! Я вообще недавно в Москве. С год или чуть больше. Никак не могу привыкнуть к этой красоте.

— А откуда вы приехали?

— Ой, и не спрашивайте. Издалека. С той стороны Вселенной, из других миров!

Марина засмеялась и машинально взяла его за руку. Но тут же, словно одумавшись, выпустила ее.

— Извините.

— Да ничего страшного, — заверил ее Александр Борисович. — Если хотите, можете смело брать меня за руку. Я буду играть роль сварливого папаши, а вы — роль дочери-шалуньи.

— О! Эта роль как раз для меня! — весело сказала Марина.

— И все-таки, откуда вы приехали?

Марина остановилась и пристально посмотрела на Турецкого, силясь разглядеть его лицо в полумраке бульвара.

— А вы настойчивый, — сказала она. — Не знаю даже, хорошо это или плохо.

— Настойчивость здорово помогает мне в работе, — сказал Александр Борисович.

— Могу себе представить, — хмыкнула Марина. — Значит, хотите знать, откуда я приехала?

— Очень хочу.

Женщина задумалась на несколько секунд, словно размышляла — говорить или не говорить. Наконец, улыбнулась и сказала, а вернее даже — прошептала:

— Хорошо, я скажу. Нагнитесь сюда.

Турецкий слегка нагнулся.

— Ниже! — потребовала Марина.

Александр Борисович нагнулся еще ниже. Его лицо оказалось рядом с лицом женщины. Она вдруг обхватила его ладонями за щеки и жарко поцеловала в губы. Слегка отстранилась и тихо сказала:

— Вы испуганы?

— Нет, — также тихо ответил Турецкий.