Вера молча кивнула: она, к сожалению, уже уяснила, что о своем проклятом «даре» лучше помалкивать. Одни только беды ей от него. Люди, если сталкиваются с чем-то необъяснимым, отгораживаются – в лучшем случае, в худшем – норовят закидать камнями.

– Откуда это у меня, мам?

– Не знаю, – вздохнула та, ставя на полку последнюю тарелку. – Бабушка твоя по папиной линии, говорили, умела сны разгадывать. Вся деревня к ней ходила.

– Ма, сны – это сны! Это не смерть видеть.

– Да, конечно… – рассеянно отозвалась мама. – Сны бабушка разгадывать умела, а вот отвести предсказанную беду – нет.

В новой школе Вера доучилась до выпускного класса без проблем: учеба ей давалась легко, с новыми одноклассниками она поладила, свои способности тщательно скрывала, хоть «марево» за эти годы видела еще не один раз. Когда она внезапно заболевала, мама сидела с ней рядом до тех пор, пока Вере не становилось легче. «Кто?» – спрашивала она шепотом, стирая со лба Веры выступивший пот. «Баба Люба из второго подъезда», – отвечала, к примеру, Вера. Мама осеняла себя крестом, что-то шептала и выходила из комнаты. Но вместо нее из своей комнаты (в то время семья получила уже другую, трехкомнатную квартиру) прибегала Лидия, которой о причине болезни старшей сестры не рассказывали, но девочка будто что-то чувствовала. Лидия забиралась в кровать к Вере и обнимала ее за шею. Так, вдыхая барбарисовый запах сестренкиных волос, успокоенная этим объятием, Вера и засыпала.

Потом, когда она стала старше, девушка опять попыталась разгадать секрет своего проклятого дара. Возможно, эти способности ей даны, чтобы научиться предотвращать беды? В какой-то момент она решила, что если ей удастся не только увидеть скорую смерть «жертвы», но и время и причину, то у нее получится изменить ход событий и отвратить несчастье. Но только как она ни пыталась, ей не удавалось почувствовать желаемое. Тогда Вера стала анализировать все случаи, вспоминая все тяжелые подробности, считая, что подсказки – невесомые, как паутинка, – ей все же даются, нужно только научиться находить их, складывать и давать правильное разъяснение. Вот, к примеру, с соседями Нечаевыми: ведь ей почувствовался запах гари, и вместо холода на какой-то момент ее обожгло жаром. Правда, тот случай оказался единственным, когда она оказалась так близка к возможности предугадать причину смерти. Вера вспомнила все случаи и даже выписала в блокнот все подробности, которые удалось восстановить в памяти. Но все же никак не могла отыскать подсказки. Но тогда ей, семнадцатилетней девушке, казалось, что рано или поздно она научится предотвращать беды. Если бы она знала, что эта ложная уверенность приведет к новой трагедии, которая не только навсегда изменит жизнь ее и родных, но и сломает ее! Пожалуй, тогда бы она выбросила свой блокнот и постаралась бы смириться с тем, что вмешиваться в ход событий нельзя.

Марфа выздоровела, не обманул колдун. И, казалось, теперь-то жить им, Ивану с Марфой, да радоваться, только вот счастье будто отвернулось от них. Неторопов по-прежнему любил жену больше солнца, только на нее словно остуду навели. Стала Марфа избегать его ласк, то на нездоровье ссылалась, то на усталость. И не в стыдливости девичьей, как поначалу случалось, было дело, а будто и правда стал ей муж совсем нелюб. И не только в этом изменилась Марфа: стала нелюдимой и молчаливой, когда хлопотала по хозяйству, песен больше не пела, да и делала все словно через силу. Избу метет – а меж бровей хмурая складочка пролегает, будто в тягость ей это. А ведь до болезни, помнится, каждое дело, за какое бралась, творила с радостью, песнями, улыбкой, и так легко, будто любая работа ей была только в удовольствие.

– Слаба я еще, Ванечка, – отговаривалась она на вопросы мужа, чем только больше его тревожила. Отпустила ли ее болезнь насовсем или лишь затаилась? Боялся Иван за жену, хоть и сердился про себя теперь на ее медлительность и ленивость. Сдерживался, если запаздывала она с обедом, не бранился, только горько было ему смотреть на то, что готовит жена ему без радости, словно и правда разлюбила его. «Может, свозить ее в город? Показать докторам каким?» – думал он, лежа ночью без сна рядом с уснувшей Марфой. «Бледная она какая да исхудала за время болезни». А утром жена уверяла его, что здорова, и принималась хлопотать по хозяйству с почти прежней расторопностью. И обманывался на время Иван ее нарочитой веселостью.

А потом завертелся он в своих хлопотах: к весне то это нужно было подготовить, то это проверить, да и наметилась пара выгодных купле-продажных дел, которые он никак не мог упустить. Даже в город ему пришлось отлучиться, оставив Марфу одну на хозяйстве.

– Схожу-ка я к Лукерье, попрошу составить тебе компанию, – сказал он перед отъездом.

– Зачем, Ванечка? – удивилась Марфа.

– Да что бы тебе не грустно было. И помощница она тебе хорошая.

– Да когда ж мне скучать, Ванечка! Вон дел сколько! Да и не слаба я уже так, как прежде. Зачем беспокоить ее?

Удивился про себя Иван: Марфа всегда бывала рада визитам Лукерьи. И в отъезды мужа просила ее приходить. Иван спорить не стал, но уехал он с неспокойной душой. Все думал, как там Марфа.

Но когда он вернулся, жена встретила его лаской и собранным на столе угощением.

– Соскучилась я как по тебе, Ванечка! – прошептала она. Ее руки обняли его за шею, как обычно, когда Марфа его встречала. Но отчего-то показалось Ивану на этот раз, что это не теплые мягкие руки жены обнимают его, а обвились вокруг шеи холодные и опасные змеи, и едва сдержал он в себе порыв избавиться от объятия. Но жена уже сама опустила руки, отступила на шаг, смотрит на него, слегка склонив голову, как всегда, когда любовалась им. Улыбается, но глаза ее при этом оставались холодными и настороженными. Что с нею? Чем-то недовольна? Чем-то рассердил он ее? Да вроде нет за ним никакой вины.

– Хорошо ли прошло дело, Ванечка?

Он молча кивнул, снял с головы шапку, развязал пояс на армяке, прошелся по избе, подмечая детали. Вроде все в порядке, на своих местах, чисто и убрано. Только на душе как-то смутно, и отчего – не понять. А Марфа уже суетится по хозяйству, на стол выставляет из печи горшки с дымящимся супом и кашей. Все, как раньше, да не так…

– А отчего ты, Марфа, не поешь больше?

Она вздрогнула, чуть не выронила из рук глиняную миску. Улыбнулась краешками губ. Но промолчала, будто не нашла, что ответить.

Ночью лег Иван к Марфе, протянул руку, желая привлечь к себе жену. Она прижалась к нему, замерла, будто выжидая. Робкая и стеснительная, как и прежде.

– Ох, Марфа, – вздохнул вслух Иван. Так давно он желал жену, а сейчас, когда она вот, рядом, на него навалилась такая сильная усталость, что ни рукой пошевелить, ни ногой. В голове туманится, со сном бороться нет возможности. Видимо, так утомила его поездка.

Утром встал Неторопов с тяжелой, будто в похмелье, головой. Изба уже была чисто выметена, в печи – горшок с горячей кашей. Все как раньше. Только вот ему что-то нехорошо, все из рук валится, слабость по рукам и ногам связывает. И ел даже Неторопов без аппетита. Марфа, видя его нездоровье, встревожилась.