Уснуть не удавалось, и он ушел в кабинет. Достал сигару. Борис пристрастился к этому «скрученному листу табака» с тех пор, как побывал несколько раз на Кубе. В последний раз – в пятьдесят седьмом, когда улаживал дела с продажей нескольких объектов недвижимости. Небольшой отель и два доходных дома. Уже через полгода это было бы практически невозможно. Многие понимали, что режим Батисты в агонии, и нужно было предпринимать немедленные и решительные действия, но инерция мышления многим этого сделать не позволила. Он успел.

Джекки! Слава богу, с ней все в порядке. Им довелось пережить сложный период, если не сказать хуже, после рождения Джинни. Пару лет она всецело была занята малышом, а потом в какой-то момент почувствовала себя отстраненной от активной жизни. Ушли ее главные центры притяжения – спорт и шоу. Ушло привычное окружение шумного праздника. И когда однажды к ней в гости завернули ее прежние приятели – братья Гудвины и их подружки из команды пловчих, она присоединилась к их вечеринке, оставив дом на пару часов. Потом эти встречи происходили все чаще, и Джекки стала пропадать иногда допоздна.

Борис не возражал до тех пор, пока однажды ему не позвонили из бара в районе Гринвич-Виллидж. Звонил один из Гудвинов. Долго извинялся и просил приехать за ней, потому что Джекки «немного перебрала». Он унес ее из заведения, в котором воздух был просто пропитан запахом марихуаны. Скандал, ее оправдания, ее претензии к нему, ее клятвенные обещания прекратить свои походы. Но после этого ему еще дважды пришлось почувствовать на своих плечах ее безвольное тело начинающей наркоманки. И тогда он отвез ее к доктору Иосифу Штолцеру. Этого человека порекомендовала ему Анна. Он все ей рассказал, не представляя, что в такой ситуации делать.

Когда Джекки пришла в себя в палате с белыми стенами и зарешеченным окном, она попросила его тихим голосом, в котором чувствовалась сжатая пружина холодного бешенства, немедленно забрать ее домой, потому что она на этот раз все окончательно осознала и больше никогда не будет так себя вести. Когда он ответил отказом, ее еще не потерявшее форму тренированное тело спортсменки кошкой кинулось к нему. Она била его кулаками в грудь, расцарапала ногтями лицо, кричала, что никогда его не простит. Он молча перенес нападение и молча покинул ее на долгие четыре недели.

Все, что осталось в их памяти об этом периоде, в редкие моменты, когда приходилось затронуть эту тему – имя профессора. Джекки возвела Штолцера в ранг святого.

Его цветная фотография стояла на ее ночном столике. Борис долгие годы посылал деньги в качестве пожертвований в его клинику. Близкие, дружеские отношения с профессором и его семьей сыграли важную роль в судьбе Мишеля, чему несказанно рада была Анна. Мальчик из общения с этим необыкновенным, в высшей степени порядочным человеком, тонким психологом, вынес твердое убеждение, что наука и фундаментальные знания позволяют стать по-настоящему независимым и в полной мере ощутить свою значимость для себя и окружающего нас мира. Он последовательно и блестяще закончит в недалеком будущем факультет нейробиологии в Гарварде, затем Йель – и станет нейрохирургом, доктором Колумбийского медицинского центра. Умный мальчик, очень умный мальчик!

Борис налил виски в стакан, макнул туда кончик сигары.

Так что же такое в документах, добытых его людьми по Костелло, так его зацепило, отчего он так бережно сохраняет это ощущение, способное исчезнуть при малейшем дуновении, неосторожном вторжении в подсознание? Чутье цепко держит в запасе это чувство неприкосновенным, но в какой-то момент его придется рассмотреть поближе, и сделать это надо в Уолдорф-Астории.

В восемь утра едва выспавшийся Залесский сидел в баре легендарного отеля. Он пил уже третью чашку крепчайшего кофе, когда из лифта вышел Фрэнк Костелло. Он направлялся в отдельный кабинет ресторана, где обычно завтракал с несколькими сопровождающими его охранниками и близкими соратниками. Он сажал охрану за свой стол– такова была традиция – и лишь изредка, когда важный гость желал передать ему некую информацию, не требующую ничьих, даже самых доверенных ушей, им накрывали чуть поодаль. Эти ребята были легко узнаваемы: внимательные, оценивающие окружающее пространство взгляды, движения, готовые к любым неожиданностям тренированные тела, и неизменный пиджак, полой которого прикрыта ручка револьвера. Кроме охраны, было еще двое: дорогие костюмы, прически от дорогих парикмахеров, на пальцах маникюр и перстни, но лоска, того, который источал Костелло, в них не было. Фрэнк был элегантным мужчиной. Возраст и седина добавляли ему импозантности. Шел не торопясь, не отвлекаясь на постороннее движение в лобби. Борис легко узнал Костелло, несмотря на то, что прошло полтора десятка лет с того первого раза, когда ему показали знаменитого постояльца. Но это не возбудило у него никаких ассоциаций с ожидаемым прозрением. Ничего!

Впрочем, он себя успокоил, практично рассудив, что кофе он пил не зря. Живописная картина этой команды во главе с их боссом, абсолютно спокойный и уверенный вид этого джентльмена убедили Залесского в том, что прямой контакт с ним бесполезен и опасен. Он уже получил счет и взялся за шляпу, когда двери лифта раскрылись и из них вышел совсем не такой лощеный, как только что прошедшие господа, мужчина. Он проследовал в тот самый отдельный кабинет вслед за Фрэнком и его командой. Сутулый, с обширной лысиной на угловатом черепе, в костюме серого цвета, возможно дорогом, но сидевшем мешком на длинном, худом теле. Впрочем, дело было не в лысине и не в чертовом костюме. Дело было в том, кем был этот человек. В том, каким было имя этого человека. Дело было в том, что его звали Иосиф Гигерман. Господи! Гигерман! Фамилия – вот что не давало мне покоя. Да, это Иосиф тогда, в пятидесятом или пятьдесят первом, мелькнул перед ним. Как он мог проигнорировать это? Не поверил или неосознанно заблокировал эту информацию, спасая себя от роковых решений. Что если б он в полной мере понял, чью тень его зрительный нерв не перевел в реальный образ?

Залесский положил шляпу на место. Официант вопросительно посмотрел на клиента: «Что-то не так?».

– Принесите воды! Нет, лучше виски.

Борис достал сигареты закурил, осмысливая то, что произошло. Все складывалось в картину, которую можно было объяснить, но невозможно было принять. Он подошел к телефону, позвонил Джеффу и попросил немедленно приехать в Асторию его, Роланда и Клиффа.

Они появились через двадцать минут. Борис коротко описал ситуацию с присутствующим здесь Костелло и его командой. А затем попытался сформулировать то, что сам еще до конца не переварил и, выстраивая свой рассказ, параллельно выстраивал свое отношение к случившемуся:

– Вы знаете, хоть я и не люблю об этом вспоминать, что мне пришлось пережить во время войны. Знаете, что я был в рижском гетто. Я занимался там снабжением оставшихся в живых самыми необходимыми вещами: продовольствием, медикаментами, теплыми вещами, многим другим. К весне сорок второго года мне поручили найти возможность доступа к складам с оружием, и мы занимались этим с латышскими подпольщиками, сочувствующими нам, и с некоторыми полицейскими, разумеется, за мзду – деньги, драгоценности, иногда даже за спирт. Я думал, что готовится восстание в самом гетто, но меня не посвящали в подробности плана организаторов сопротивления и тем самым уберегли от гибели. Двадцать восьмого октября сорок второго года одиннадцать наших мужчин сумели захватить грузовик и прорвать охрану гетто. Позже я узнал от человека, который был моим непосредственным командиром в то время, о том, что эти ребята намеревались пробиться к партизанам в районе Пскова и добиться от них помощи в организации настоящего восстания. Но кто-то их предал. Была организована засада недалеко от Риги, около местечка Улброка. Они полтора часа вели бой, и все погибли. Так мы все считали, такие у нас были сведения. Кто предал их, так и не выяснили. Да и выяснять практически к концу войны было некому. Среди этих одиннадцати был парень, впрочем, уже мужчина, ему тогда было лет тридцать, звали его Иосиф Гигерман. И только что этот человек проследовал из дверей вот этого лифта в ресторан на завтрак в обществе Фрэнка Костелло, который, кроме того, что он является великим и всемогущим мафиози, еще и муж мадам Лоретты Гигерман.