Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что потом, что, Вован?! – Он дернул его за рукав куртки.
– Потом ко мне в квартиру вваливается один упырь. И пытается убить меня, – глядя себе под ноги, сказал Вовка предательски задребезжавшим голосом. – Заточкой, прикинь!
– Да ладно! И чего ты?!
– А я ему в висок гаечным ключом как въехал… – проговорил Вовка без особой гордости, еле шевельнув синими от волнения губами, – так он и рухнул в коридоре на пол.
– Да ладно?!
Ромка оторопело смотрел на приятеля, не зная, с какого места переставать ему верить. Ну нереальная же выходила история! Нереальная!
– Вот тебе и ладно. – Вовка поежился, с опасением оглянулся. И понизив голос до шепота, хотя их никто не мог слышать, проговорил: – Я думал, что кончил его, Рома! Так страшно было, чуть штаны не обмочил!
– А дальше?
Рома продолжил верить. Если признался в том, что было страшно, возможно, и не врет.
– А дальше я перепугался еще сильнее, взвалил этого скота себе на спину и поволок в гаражи. Он хоть и худой, но тяжелый, сволочь. – Вовкины плечи дернулись, словно ощущая до сих пор на себе тяжелую гадкую ношу. – Бросил там и ушел.
– И чё?! Его потом нашли?!
– Мы нет. Но кто-то другой нашел. Вывез за город и расстрелял!
– А-аа, а вы – это кто?!
Роме пришлось прислониться к дереву. Он вдруг подумал, что может, сейчас Селезнев как заржет и как заорет ему на ухо, что это розыгрыш. А он, как дурак, ему верит!
– Мы – это я и Харламов, следователь. Я не смог дома находиться. Страшно!
Вовкино лицо почти посинело. От холода не могло, смекнул Ромка. На улице по-летнему было тепло, даже душно. И если бы не сухие листья, засыпающие город, осенью сегодняшний день язык бы не повернулся назвать. Вовка точно сильно боялся. Или…
Или очень ловко его разыгрывал.
– Я нашел Харламова на работе. И все ему рассказал.
– А он?! Не арестовал тебя, нет?! – У Ромы странно сел голос, будто кто высушил его горло громадной промокашкой.
– Нет. Он сказал, поехали. Мы поехали. Пошли на пустырь за гаражи. А там никого нет. Он меня потом к себе домой отвез и я несколько дней жил у него, – похвастался Вовка.
И по тому, как горделиво выкатилась тощая грудь Селезнева, Роман с завистью понял – тот не врет.
– Дела-а, брат. – Рома похлопал себя по карманам. – Такое дело перекурить бы…
– Поехали.
– Куда?
– Ко мне. Покурим, подумаем. Вместе по гаражам пройдемся.
– С целью?
Рома трусливо попятился. Покурить, он «за» двумя руками. Но вот идти в какие-то гаражи…
– Надо собирать информацию, – важно процитировал Харламова Вовка. – В тот день там шум в гаражах был, зарплату кому-то давали. Пили в трех гаражах сразу. Может, кто ночевать остался, может, кто что слышал.
Это было не так страшно, поэтому Ромка согласно кивнул и размашисто зашагал следом за Вовкой к автобусной остановке.
– Если того мужика кто забирал, то забирал его точно на машине, – рассуждал потом Вовка, подпрыгивая с Ромой на задних сиденьях в маршрутке. – Не потащил бы его на горбу, как я, будь уверен! Может, кто машину-то и видал. А машину установишь, установишь личность преступника.
– Это да.
Ромка с ревностью покосился на приятеля. Тот нахватался за несколько дней, будь-будь! Это тебе не кофту сестричке в садик гладить. И не «пять» по контрольной получить. Это не событие! Это фуфел! А вот что произошло с Вовкой, это сенсация!
Если об этом узнают пацаны или девчонки, то тогда вообще…
А они должны узнать, решил Ромка. И про Вовку, и про него. А что? Он имеет полное право примазаться к его успеху. Они теперь эти, как их… напарники, во!
Но как же он перепугался, когда у Вовкиного подъезда Вовку окликнула какая-то странная тетка, сидевшая на скамейке.
– Слышь, пацан, – она ткнула пальцем в Вовку, – ты, что ли, Вовка?
– Я. – Тот сразу подобрался, шагнул от скамейки подальше.
Но испуганным, как ни странно, он не выглядел, что снова заставило Ромку завидовать. Это не сенсация – это бомба, то, что произошло с Селезневым за эти дни.
– Разговор есть. Этот белобрысый пускай отойдет, – скомандовала она.
Рома послушно вошел в подъезд, встал у окна, вытаращившись в их сторону. Но слышно, конечно, ничего не было – глаза не уши. Странная баба между тем взяла Вовку под руку и усадила рядом с собой на скамейку.
– Я знаю, что мой кореш приходил к тебе, – сказала тетка, сев вплотную к Вовкиному боку.
– Какой кореш? – Он сразу не понял.
– Коля. Худой такой мужик. Я знаю, что он приходил к тебе. Он собирался. А если он собирался, значит, приходил. Он звонил мне, когда стоял на улице.
– Зачем? – почему-то спросил Вовка.
Бока, к которому прислонилась баба, он уже не чувствовал. Все внутри него сделалось каким-то вязким, еле трепыхалось сердце, еле ворочались мозги, в желудке все наполнилось какой-то вязкой горечью. Хорошо, что Ромка рядом, впервые подумал он о прилипале с благодарностью! Иначе пришлось бы бежать.
– Зачем звонил? – Она подергала плечами. – От скуки. Просто. А потом пропал. И его нашли застреленным за городом.
– Я его не убивал! – резко отшатнулся от нее Вовка Селезнев и едва не упал со скамейки.
– Я знаю, пацан, – живо ухватила она его за рукав, не дав упасть. – Но я еще кое-что знаю.
– Ч-что-о? – Слова, дрянь, стали тоже вязкими и липкими, забивающими горло и рот и не скользившими с языка, как положено.
– Что у тебя в тот день был мент. Дружишь с ним?
Ему понадобилось меньше минуты, чтобы сообразить. Надо сказать «да». Тогда он для нее может стать опасным. И она отстанет! И не станет наводить справки про своего расстрелянного приятеля.
– Дружу. – Вовка с вызовом поднял подрагивающий подбородок.
– Так вот если дружишь, передай ему, что Рогов держит у себя важного свидетеля. Устинов его фамилия.
– Знаю такого, – не удержался подросток.
– А тебе не кажется, что для своих лет ты слишком много знаешь? – Она недобро усмехнулась, пристально рассматривая паренька. – Откуда ты его знаешь?
– Так это… – Вовка потер ладони, они тоже показались ему липкими и какими-то неродными, не привычными на ощупь. – Он вон в соседнем подъезде живет. Чего я его не должен знать-то!
– Ну-ну… – Баба со вздохом поднялась, одернула темную юбку, отряхнула толстовку синего цвета, поправила яркую косынку на голове.
– А это… Где он его держит-то? – спохватился Вовка, когда баба, не простившись, пошла прочь.