бы ей говорить после жестоких слов, которые бросил перед ее отъездом? Никакие извинения не смогли бы загладить те слова. Слова, как и люди, не поднимаются вверх по реке времени, чтобы помешать самим себе родиться. Я жалел, что сказал их. Но в глубине души соглашался со сказанным: да, Мосана была готова на все ради иллюзии свободы. Это была африканка, решившая, что ей достаточно пренебречь приличиями и начать курить на людях, чтобы стать как те белые женщины, которых Асан показывал ей в иллюстрированных журналах. Что она может стать похожей на героинь романов, которые читал и переводил ей мой брат. Она была готова на все ради пустой мечты. Но я любил ее такой. Ревность, обида, одиночество, гордыня и любовь рвали меня на части. Именно тогда я начал спрашивать себя: почему он?

V

Однажды, через три или четыре месяца после ухода Мосаны, боль стала так сильна, что я не выдержал и отправился в большой город. Я не имел о нем никакого представления и не знал, где жили Мосана и мой брат; и все же я отправился туда.

Путешествие заняло один день и одну ночь. Город был оживленным и шумным. Я чувствовал вокруг беспорядочную, бьющую через край, яростную и прекрасную энергию, которая могла истощить до смерти живого, но могла и оживить покойника. Мальчишка, слонявшийся по улице, за мелкую монету согласился быть моим поводырем. Он спросил, куда меня отвести. Я сказал, что мне нужно в квартал белых. Пришлось пройти через район, где тошнотворно воняло отбросами и падалью, несколько раз пробиваться сквозь тесное скопление людей, прежде чем я ощутил освежающий запах моря. Город меня заворожил. Пока мы шли, я забыл о цели моего путешествия и позволил тому, что происходило вокруг, полностью захватить меня. Мальчик приноровился к моей походке, он был очень рад, что получил деньги всего-навсего за то, чтобы водить по городу слепого. Мы прошли через рынки, где мирно уживались продавцы и покупатели, полицейские и бандиты, собаки, ослы, бараны и кошки. Запахи всевозможных сортов мяса. Аромат свежевыловленной рыбы всех видов. Благоухание специй. Ветер, пахнущий морской солью. И снова откуда-то тянуло помойкой и стоячей водой. И голоса, и громкие споры: серьезные, веселые, игривые, философские.

Говорили о погоде, молились о том, чтобы предки не дали сбыться неблагоприятному прогнозу на сезон дождей, расхваливали чудотворца Серинье, который вскоре должен был прибыть в город, описывали покачивание ягодиц знаменитой Салиматы Диалло, а еще обсуждали последний поединок борцов, духа, который унес в море ребенка, и жертвы, которые следует принести богине, чтобы такое не случилось с другими детьми, любовные шалости белого губернатора, которого застали пьяным, то, что у одной местной куртизанки волосы на лобке выстрижены в форме усов, благость божью, роковую неотвратимость судьбы человеческой. На одной из площадей я слышал, как ожесточенные споры сопровождались звучным стуком шашек о доску. Я на какое-то время остановился, чтобы послушать все эти ссоры, насмешки, претензии, угрозы отомстить. В былое время это было для меня захватывающей игрой, и сейчас я вспомнил прошлое.

Сирены скорой помощи или жандармерии. Суета. Ругань и обсуждение происходящего. Мы остановились. Пожар? Кража? Нет, арест великолепного бродяги, которого, по-видимому, столько же ненавидели и боялись, сколько уважали и старались задобрить. Одна женщина призвала меня присоединиться к толпе, собиравшейся его освободить. Я ответил, что мой путь лежит в другую сторону. Она напустилась на меня с бранью, злая, как ведьма, обозвала трусом, в непристойных выражениях стала жаловаться, что в мире больше не осталось мужчин. Одни слюнтяи! Бабы в штанах! Тряпки! Недоделанные! Где настоящие мужчины, отчаянные храбрецы вроде тех, что были раньше? Пускай они помогут нам освободить красу и гордость нашего города! Я ответил, что от меня им пользы не будет: я слепой и не из здешних мест. Она заявила, что в жизни для мужчины, особенно такого молодого, как я, не имеет значения, зрячий он или нет и из каких он мест. Да-да! Мужчине, где бы он ни оказался, откуда бы ни пришел, нужны только яйца, чтобы работать и сражаться. Во время этой перепалки я отвлекся и выпустил плечо моего поводыря. Мальчишка тут же сбежал. Ведьма направилась куда-то по своим делам, но я успел спросить ее, как пройти в квартал белых. Перейди мост и иди на север! И будь поосторожнее, уже вечер, а ты нездешний! Быть поосторожнее? С чем? С кем? Ее ответ потонул в окружающем гаме.

Какой-то добрый самаритянин согласился перевести меня через мост. Мы пришли в колониальный квартал. Это был другой мир. Тишина, порядок, спокойствие. По звуку я понял, что под ногами у меня асфальт. Затем услышал, как говорят на языке белых. В их голосах слышалась умиротворенность. Только умиротворенность, ничего больше. Здесь я был гостем, а они – хозяевами, и так будет еще долго. Токо Нгор это предсказывал… Я попытался узнать, где находится нужный мне дом, но вначале никто из тех, кто говорил на нашем языке, не мог мне помочь. Но я не сдавался. Наконец какие-то люди вспомнили об африканце, который с недавних пор работал учителем и жил со своей женой на севере острова. Они не знали его имени, но сказали, что видели его, и тогда я спросил, похож ли он на меня. Одни без колебаний ответили утвердительно, другие заявили, что нет, нисколько не похож. Это была единственная ниточка, которая могла привести меня к цели, и я решил придерживаться ее до конца. К вечеру мне удалось найти тот самый дом. Перед входом стоял охранник из наших. Он холодно ответил на мое приветствие, а когда я спросил, здесь ли живет Асан, сказал, что никакого Асана здесь нет. Не без труда я вспомнил католическое имя, которое взял себе мой брат.

– Что тебе надо от месье Поля?

– Я его родственник и хочу его видеть. Это мой брат.

– Sa Waay. У месье Поля нет брата.

– Говорю тебе, это мой брат! Разве не видишь, мы похожи, как две половинки одного зада?

– Возможно.

– Ну надо же!

– Поостынь. Половинки одного зада не всегда бывают одинаковые. Промежуток между ними – не оправа зеркала.

– Мы близнецы!

– Может, и так, приятель. Но месье Поль никогда не говорил мне, что у него есть брат. В любом случае он сегодня не ждет гостей. Я могу впускать только тех, кто заранее договорился о встрече.

– Где это видано, чтобы человек заранее договаривался о встрече с братом?

– Такой здесь порядок. Надо договариваться. Чтобы знать наверняка, что