– Я свой забыла. – Анук говорила и медленно кружила по комнате, не то принюхиваясь, не то осматриваясь. – Ты тут ничего не трогала?

– Даже если и трогала, я в перчатках. – Саломея посмотрела на свои руки. – Я же не дура. – Она хихикнула.

– Ты пила? – Анук подозрительно сощурилась.

– А кто мне запретит? – Саломея пожала плечами.

– Ты наследила! – Анук сдернула со стола расшитую цветами салфетку, швырнула ее под ноги Саломее и велела: – Давай!

Саломея не была похожа на тех, для кого мытье полов – привычное дело, но за салфетку взялась без лишних разговоров, разве что с выражением легкого неудовольствия.

– Как ее убили? – спросила она, запихивая грязную салфетку в сумочку от Шанель.

– Вспороли живот. Очень скоро здесь будет полиция. – Анук последний раз придирчиво осмотрела комнату. – Тут, кажется, порядок, а следы в саду смоет дождь.

– Твои отпечатки есть на снимке, – шепнула Марго. – Лучше сотри.

Арине не хотелось прикасаться к фотографии еще раз, но отпечатки – это серьезно, а с полицией у нее и без того сложные отношения. Значит, придется…

…Руки худые, жилистые, с аристократическими изящными запястьями, длинными пальцами и до крови изгрызенными ногтями по локоть в черной земле. И брючины джинсов тоже в земле, а носок грязной кроссовки упирается в лопату, надавливает. Ржавое лезвие входит в плотный лесной дерн с неприятным хрустом, словно там, под землей, чьи-то хрупкие кости дробятся на мелкие кусочки. Копать нужно быстро, потому что времени почти не осталось, потому что в руках и голове невыносимый зуд, и с ним нужно что-то делать. Прямо сейчас! Можно дробить хрупкие кости или…

Сосновая палка ломается с громким хрустом, крошится в непослушных, точно онемевших пальцах, гасит зуд. Сломать, уничтожить, чтобы успокоиться. Только так, по-другому не получается.

…Безглазое лицо улыбается. Плачет кровавыми слезами и все равно улыбается. А венок из безвременников, хоть и завял, все равно очень красивый, как диадема. Весной безвременники прорастут, и он сможет к ним приходить…

…Зуд снова возвращается. Надо спешить. Комья жирной земли падают вниз с глухим стуком, погребают под собой фиолетовые головки безвременников. Не навсегда – до весны…

…Арина дернулась, чтобы не упасть, уперлась руками в стену, замотала головой, прогоняя морок.

– Что это с ней? – Женский голос доносился, словно из другой Вселенной.

– У Арины видение. Не мешай. – На плечо успокаивающе легла теплая ладонь: – Как ты, девочка?

Как она? Ужасно. Она только что закопала в землю Флору. Вот этими самыми руками. Нет, другими: нервными, длиннопалыми, с обгрызенными в кровь ногтями. Руками белокурого мальчика с фотографии, который уже давно не мальчик. А кто тогда? Кем нужно быть, чтобы поступить вот так?

– Я его видела: он хоронил Флору.

– Того самого?

– Да.

– Тогда нам в самом деле пора. – Анук сдернула с головы платок, волосы под платком оказались совершенно седыми, заплетенными в густую девичью косу. Тщательно протерла рамку фотографии, потянула Арину за руку: – Пойдем, девочка.

Снаружи, рядом с маленькой машинкой Анук, мок солидный «Мерседес» Саломеи.

– Хорошо, что дождь, – повторила Анук, усаживаясь за руль и включая зажигание. – К утру не останется никаких следов.

– Мы ведь ни в чем не виноваты. – В горле поселился колючий ком, захотелось курить.

– Держи. – Анук протянула ей свой портсигар. – Да, мы не виноваты, но кто-то нас все равно осудил и приговорил. Полиция, девочка, – это самое малое зло в нашем случае.

«Мерседес» Саломеи мигнул габаритами и тронулся с места. Машинка Анук тоже заурчала мотором.

– Саломея позвонит Ксении и Ямахе, предупредит, чтобы были осторожны. – Вслед за Ариной Анук тоже закурила, сказала: – Переночуешь сегодня у меня.

– Нет, – она покачала головой, – я поеду домой.

– Убийца знает, где ты живешь.

– Он знает, где живет каждая из нас. Неужели непонятно? Он все про нас знает.

– Да, – повторила Анук задумчиво. – Самое сокровенное он про нас знает. Кто чем живет, кто чем дышит, у кого какой дар. Он знает, что мы ведьмы. Или нет, не так: он считает нас ведьмами и поэтому ненавидит.

– Откуда он знает?

– От Флоры, я думаю. Она рассказала ему перед своей смертью.

– Меня убили раньше, – вмешалась в их разговор Марго.

– Марго говорит, что ее убили раньше, чем Флору, – сказала Арина, глядя в окно.

– Завтра, – Анук вздохнула. – Мы начнем разбираться с этим завтра. Ты уверена, что хочешь остаться этой ночью одна? – Она пристально посмотрела на Арину.

– Я не одна, со мной Марго и Блэк.

– Мертвая ведьма и мертвый пес…

– От мертвых тоже есть польза, – оскорбилась Марго. – Я могу патрулировать территорию. А мимо Блэка и муха не пролетит. Скажи ей!

Арина сказала. В ответ Анук лишь скептически хмыкнула и спросила после недолгого молчания:

– Куда тебя отвезти?

Арина, продиктовав адрес, снова уткнулась в окно. Дождь лил сплошной стеной, так, что дворники едва справлялись. Хотелось кофе и спать. Она украдкой зевнула.

– Ты не бойся, – сказала Марго успокаивающе. – Мы за тобой присмотрим.

– Спасибо.

Сказать по правде, за этот бесконечный день она устала настолько, что почти перестала бояться. Выходит, так тоже бывает.

Анук высадила их у железнодорожной станции. В ту же секунду из темноты вынырнул Блэк и замер у Арининых ног.

– Завтра я за тобой заеду, – сказала Анук вместо прощания. – Будем решать, как жить дальше.

Чтобы жить дальше, нужно остановить этого сумасшедшего. Тут и думать нечего. Вот только как его остановить?

Машинка Анук посигналила им на прощание и растворилась в темноте. Арина немного постояла под проливным дождем и шагнула с платформы на тропинку.

Пока дошли до дома, она вымокла до нитки. От холода зуб на зуб не попадал. Теперь ей хотелось только тепла.

В вишневом саду царила тишина, лишь дождь тихо барабанил по дорожке.

– Ты постой, я все проверю, – сказала Марго и исчезла.

Блэк остался с Ариной – охранять.

Марго появилась через пару минут, отрапортовала:

– Все спокойно, можешь идти!

За день без хозяйки дом выстыл, словно на дворе было не самое начало осени, а зима. Стаскивая на ходу мокрую одежду, Арина принялась разводить огонь в камине. Когда по полешкам заплясало веселое пламя, направилась в ванную.

– Я тут присмотрю! – крикнула ей вслед Марго.