— Ничего. К тебе пришли люди, — еще суше повторил Тансык.

— Позови их в контору!

Вошла толпа пожилых казахов. Елкин заметил, что люди настроены серьезно, даже мрачно, не рыщут глазами по углам, не проявляют обычного любопытства. Он спросил:

— Зачем вы пришли? — и оглянулся на Тансыка.

Раньше Тансык в таких случаях принимался объяснять или вступал с людьми в разговор, теперь же он искоса поглядел на инженера и начал посвистывать.

Из группы пришедших казахов один подался вперед и сказал:

— Они хотят знать, зачем ты приехал, зачем меришь землю.

— Да, зачем меряешь землю? — повторил Тансык.

Елкин, не оборачиваясь, сказал:

— Тансык, поди скажи, чтобы подали машину.

— Им не нужна машина.

Инженер вышел и сам заказал машину.

— Ну, садитесь! — кивнул он казахам. — Я покажу вам мою работу.

Казахи потолковали между собой и уселись кружком в грузовик. Елкин подсел к ним.

Тансык залез в кабину к шоферу, он не видал еще, как бегает машина, но знал от шофера, что самое главное место — кабинка, где сидит шофер.

Елкин велел Тансыку остаться. Тот заупрямился.

— Ты служишь, ты получаешь деньги. Ты видишь, мои люди работают? Останься и приготовь чай для гостей! У нас тем, кто гуляет, денег не платят. У нас, когда приходят гости, их угощают! — строго сказал Елкин.

— И у нас угощают, — проговорил Тансык, лениво выбираясь из кабинки.

Машина сорвалась с места и покатила, вздымая столбы серо-желтого песку. Степь впереди выгнулась дугой. Казахи молчали и держались серьезно, как на молитве.

— Дай самую большую скорость! — сказал шоферу Елкин.

Машина рванула, точно сделала прыжок. Один из казахов обеспокоенно спросил:

— Она не убьет?

Инженер успокоил его. Он велел шоферу свернуть в открытую степь.

Казахи начали переговариваться, кивать головами. Елкин наблюдал за ними и догадывался, что они говорят про автомобиль. Казахи становились все возбужденней, шумней и вдруг все разом закричали:

— Ай-яй. Жаксы, жаксы![9]

Они потянулись к инженеру.

— Скажи, кто ее несет, где сидит конь! Может ли она бежать день, может ли бежать день и ночь?

Елкин велел остановить машину, открыл мотор и начал объяснять:

— Вот конь. Если ему давать бензин — он принимает только бензин, — машина побежит очень долго.

Казахи разглядывали мотор, хвалили и допытывались:

— Сколько стоит? Сама прибежала из Москвы? Если выпустить самого хорошего джурдэка, обгонит ли его машина? Долго ли она живет? Увезет ли верблюда?

Они не верили, что машина зараз может увезти двух, а то и трех верблюдов.

— Смеешься! И одного не увезти.

Поехали обратно. Весь путь казахи охали, ахали, выкрикивали: «Жаксы, жаксы!» — и крутили головами. На стоянке они перещупали весь автомобиль: кузов, колеса, шины, решетку радиатора, руль. Их можно было легко уверить, что машина способна не только бегать, но говорить, плясать, что угодно. Они приняли бы за правду самые необычайные способности машины.

Сели за чай. Говорить продолжали о машине. Тансык спросил:

— Он показал вам свою работу?

Тут только казахи вспомнили, зачем они пришли.

— Ты не показал им свою работу, — проговорил Тансык.

— Показал, — ответил Елкин. — Они ездили на машине, а я по всей степи пущу машины. Они будут возить всех так же быстро, как эта. Для машин я сделаю гладкую железную дорогу. Вот моя работа.

Слышали все и загалдели:

— Жаксы, жаксы!

Казахи ушли, убежденные, что инженер делает хорошее дело.

Тансык и Елкин остались вдвоем. Инженер спросил:

— Зачем ты привел их?

— Они пришли сами.

— Врешь, Тансык, ты привел. Я догадываюсь, ты думал, что мы пришли для дурного дела — отобрать земли у казахов, наложить большой налог, — и хотел, чтобы эти люди прогнали нас.

— Они сами подумали, что ты и твои люди дурные. Я говорил, не ходите, инженеры — народ хороший.

— Врешь! Говори правду. Не скажешь, я спрошу у них.

— Я привел… — признался Тансык.

— У нас плохих людей гонят. Но я тебя не стану гнать, живи и смотри, зачем мы приехали. Ты сам не знаешь, а говоришь другим: «Делают плохое дело»!

Тансыку стало стыдно, он несмело потрогал Елкина за руку и попросил:

— Не ругай, я все понял. Я пойду и скажу: «Ты хороший человек».

На базу еще больше зачастил народ. Придут, улыбаются.

— Зачем пришли? Кататься? — спросит Елкин. — Ладно. В первую очередь тех откатаем, кто не пробовал.

Набьется машина полным-полна: столетние бородачи и рядом женщины с сосунками, с целыми выводками. Визжат, хохочут от страха и радости. Редкий день автомобилю не приходилось делать выезды. Елкин охотно давал машину, но Дедов осуждал такие прогулки.

— Это разврат, — кипятился он. — Разбивать машину, тратить бензин ради того, что им забавно. Если они пожелают еще чего-нибудь…

— Например?

— Например получить машину, сломать ее, как детишки ломают дорогие игрушки, поглядеть, что там внутри.

— Этого не сделаю, это нецелесообразно.

— А то, что вы делаете, сообразно? Да никуда не годится! Я буду гнать всех в шею!

— Напрасно. Я прошу вас не делать этого, не пытаться даже…