Сестру поступок Евы разочаровал. Меня — убил. Даже не пришлось притворяться, изображая отчаяние: горе моё было неподдельным, искренним. Одно дело понимать, что любовь всей твоей жизни не питает к тебе нежных чувств, и совершенно другое — увидеть, насколько сильна её ненависть.

Слава Тьме, то, что уничтожила Ева, — памятник, воздвигнутый Махаллат в память о нашем трагическом поражении в войне с ведьмами. Кристаллы с демонической кровью ни за что не поместили бы на такую хрупкую конструкцию, не усиленную магически. Настоящие сосуды с данью были собраны задолго до начала церемонии и отправлены в специальное хранилище под землёй, надёжно запечатанное охранными чарами, — сотней, если не тысячей заклинаний. Никогда, ни при каких обстоятельствах наша раса не могла позволить себе быть легкомысленной.

Я припал к окну, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Проклятый туман! Ничего не видно! Казалось, с той стороны к стеклу прижали лист белой бумаги. Где же Махаллат? Как Ева восприняла её слова? Что ответила? Сдалась или продолжает упорствовать? Как долго мне ещё ждать?

Как я выдержал год — как?! — если каждая минута ожидания была пыткой? Оглядываясь, я видел похожие до отвращения дни, забитые одними и теми же мыслями, повторяющимися по кругу. Я был одержим Евой. Бросался на стены. Выл. Крушил всё подряд, проклиная и ненавидя себя за принятое решение. Но так было надо! Я всё сделал правильно!

В тот вечер — очередной вечер, до краёв наполненный безысходностью, — Махаллат в сердцах бросила: «Отдай свою жену Ордену. Пусть сравнит. Быстро попросится обратно». Голова раскалывалась. Я совсем отчаялся и подумал: «Что если это выход? Шанс?»

Всё, что мне было нужно, — один-единственный шанс. Крохотная надежда когда-нибудь добиться взаимности. Если Ева увидит во мне спасителя, а не насильника, то, возможно, перестанет отталкивать.

Не иметь возможности прикоснуться к тому, кого любишь, для демона — самоубийство. Успев отвыкнуть от голода, я снова ежедневно испытывал ломку во всей красе. Весь последний год я не жил. При мысли, что придётся ждать столько же или даже больше, хотелось биться головой о стену. Год! Чёртовых двенадцать месяцев! Триста шестьдесят мучительных человеческих дней!

Я считал каждую секунду!

— Велар, сядь! От твоего мельтешения меня сейчас стошнит!

Зачем я это сделал?! Зачем отпустил?! Как смог?! Тупица! Болван! Но так было надо! Что бы со мной стало, если бы я и правда вернул Еве половину души? Хорошо, что Махаллат удалось договориться с Аилин: ангелы уважают природу демонов. Нет! Лучше бы ничего не вышло!

Я снова прижался к стеклу.

— Зачем так психовать? — Дарк встал рядом и, как и я, заглянул в окно.

Один из мотыльков отбился от стаи и кружил над нами, отбрасывая на лица голубоватые блики.

— Успокойся, — продолжил друг, — если она не захочет вернуться, Светлейшество всё равно её отдаст.

Я взвыл.

Она должна захотеть! Должна! Мне нужен этот шанс!

Если всё получится, Ева попросит меня заключить контракт, и это будет осознанное решение, принятое добровольно. Больше не останется причин лелеять обиду. Из предателя, обманом навязавшего брак, я превращусь в благодетеля. Окружу её, измученную, заботой. Согрею, одинокую и сломленную, любовью. Со временем Ева смирится и как любой смирившийся человек попытается приспособиться к обстоятельствам. Привыкнет. Проникнется благодарностью. Оценит. Перед глазами навсегда останется пример того, что бывает хуже.

Эгоистично? Да. Коварно? Не отрицаю. Но так поступают демоны, когда не могут получить желаемое другим путём

Главное, чтобы Ева не узнала правду.

Шаги я услышал раньше, чем открылась входная дверь. Я обнаружил, что держу Махаллат за плечи и трясу, не давая сказать ни слова. С глубоким вздохом я заставил себя разжать пальцы:

— Ты её видела? Что она сказала?

Махаллат откинула с лица растрепавшиеся во время полёта волосы. Повернула голову. Они с Дарком переглянулись устало и понимающе.

— Жди, — ответила Махаллат, — скоро она сломается.

Алая не знала своего отца и никогда о нём не спрашивала: та, которая её родила, говорила, что у ведьм это не принято. Девочек в Болотах всегда воспитывали матери. Мальчиков и мужчин Алая впервые увидела в тринадцать лет — случайно набрела на спрятанное в лесу поселение.

— Это неинтересно, — сказала та, которая её родила, возвращая дочь на залитую лунным светом поляну. Упирающаяся девочка считала иначе: странные широкоплечие существа, похожие и непохожие на тех, кто её окружал, казались юной ведьме интереснее бестолковых занятий магией. Тем более давно выяснилось, насколько она бездарная ученица.

Позже, уже взрослая, Алая возвращалась в палаточный городок снова и снова. Теперь она знала, кто такие эти похожие и непохожие на неё существа, зачем они нужны и как использовать их, чтобы развеять тоску, которую нагоняли на ведьму бесчисленные деревья, колючие кустарники и болота, заросшие осокой. Алая отличалась от сестёр: те могли часами неподвижно сидеть на земле, медитируя, и с утра до ночи фанатично совершенствовать магическое искусство. Возможно, пропасть между ней и другими ведьмами не была бы столь ощутимой, если бы упорный труд приносил плоды, однако, как бы Алая ни старалась, что бы ни делала, магия не подчинялась. Выходили только простенькие заклинания из тех, которыми баловались пятилетние девочки: создать огонёк на ладони, превратить озёрную воду в зеркало, поднять в воздух рыбку, плывшую рядом с берегом. Быть безмерно честолюбивой и одновременно худшей в том единственном, что имеет значение для колдуний, — печальная участь. Ещё в детстве Алая усвоила, что никогда не добьётся в глазах сестёр настоящего уважения.

Алая не знала, кто её отец. Долгие годы считала себя неудачницей, особенно, когда очередной магический эксперимент заканчивался провалом и она ловила разочарованный взгляд той, которая её родила. Всё изменилось однажды серым, ненастным днём. В небе гремели раскаты грома. Широкие кроны дубов не защищали от проливного дождя. Алая сидела под деревом по щиколотку в воде и мечтала оказаться в любом другом месте, как можно дальше от ненавистного леса. А затем отчётливо представила себе песчаный берег, который когда-то увидела в книге. Представила — и оказалась там. Или в похожем месте.

Ведьмы не умели подчинять себе пространство и время. Они управляли стихиями, могли призвать дракона и оседлать его, сжечь взглядом город или щелчком пальцев остановить ураган. Но силой мысли переместиться за тысячи километров… Чужеродная магия, и Алая знала, кто ей обладает. Ни один из этих неотёсанных мужиков в поселении не был её отцом. Понятно, почему та, которая её родила, скрывала эту связь, постыдную для любой ведьмы. В Болотах жнецов не любили, не переносили на дух.

Вот так где-то на берегу безымянного моря в одном из миров на Алую обрушилось удивительное осознание: её способностей недостаточно, чтобы стать великой колдуньей, но она может найти признание в другом месте.