— Меня зовут Алла Петровна, ругаться мы не будем. Можете со своим сослуживцем в любое время стучать в эту дверь, вам продадут любой товар из имеющегося ассортимента. Мы договорились?

— Меня зовут Павел Громов. Было очень приятно с вами познакомится, Алла Петровна. Надеюсь, что больше недоразумений у нас не будет. Хорошего дня, до свидания.

Во дворе, я сунул в ладонь водителю ниппель от колеса и колпачок, и, добро улыбаясь, в его ошарашенное лицо, пообещал ему сломать руки, если он, кому-то, на нас с Олегом, пожалуется.

Глава 17

Глава семнадцать. Мы к вам приехали на час.

Сегодня, половину выходного дня, потратил на привычную разведку на территории поста. Команда Азы, устав от моих регулярных набегов, подняла бучу, и теперь, на стоянке перед рестораном «Город» постоянно припаркована синяя, уставшая», вазовская «тройка» с молодым, чернявым водителем за рулем. Цыганенок бдительно следит за проходящими мимо людьми в форма, и в случае приближения к автомобилю любого милиционера, начинает движение. Даже если пригнать сюда пару автопатрулей, устраивать «пятнашки» с молодым балбесом, посреди толпы, спешащих по делам горожан, — не вариант, человеческие жертвы очень вероятны. Вторая же бригада продолжала прятать мешки, только отойдя, так сказать, на вторую линию от пляжа. Молодая цыганка с ребенком и мешком с сигаретами, сидела в дорожной поликлинике. Персонал и пациенты, смотрели на нее, конечно, без восторга, но пока не гнали. Да и Лейла вела себя прилично, ребенка от себя не отпускала, бдительно охраняя немаленьких размеров мешок. Я, как бесплотный дух, двигался среди цыган и цыганок, малолетних грабителей из городков- спутников Города, бабок, спекулирующих водкой и самогоном. Главное, не встречаться глазами со своими «клиентами», смотреть на всех изподлобья, прикрывшись отросшей, в последние дни, челкой. Я завернул в темную арку, ведущую на улицу Студенную. За серым бетонным столбом возились мелкие пацаны, о чем-то шушукаясь. Я уже шагнул на освещенную улицу, когда сзади раздался глухой удар. Пришлось вернуться, и, очень тихо, заглянуть за угол. Ой-ей! Два мелких, лет по двенадцать «волчонка», худых и неряшливо одетых, держали в четыре руки своего сверстника, как говорится «приличного мальчика». Такое ощущение, что «приличный» пропустил удар в голову, так как его глаза, глядящие в мою сторону, закатывались ко лбу, а на ногах он стоял благодаря «помощи» одного из недоносков. Второй же усиленно обшаривал карманы своей жертвы, зажав между ног авоську с продуктами, явно, не «пацанского» вида.

— Вы, что, охренели? Быстро отошли от него.

Пацаны от неожиданности подпрыгнули, но очевидно, я не ошибся, пацаны реально охренели. Вместо того, чтобы бежать от появившегося, как будто, неоткуда, взрослого мужика, один из пацанов продолжил деловито шарить по карманам своего подопечного, а второй решительно, с каким-то блеском в глазах, двинулся ко мне, держа, в прижатой к бедру, напряженной руке, остро наточенную отвертку серьезного размера. Он, сука, все-таки ударил, вернее, попытался ударить меня, прямым, своей отверткой. Но, так как траектория удара была мне понятна, у руку с отверткой, сученок, перенапряг, то удар вышел какой-то медленный и слишком предсказуемый. Как на занятиях, я повернулся боком, пропуская тонкую руку, с нарисованными шариковой ручкой, зоновскими татуировками на кисти, мимо себя, перехватываю, слишком слабую, руку соперника левой рукой, и, со свей дури и без всякой жалости, бью маленький кулак с блестящим жалом о грань бетонного столба. Раздается болезненный крик, отвертка, слишком легкая, но опасная, с легким пластмассовым стуком катится по асфальту, а пацан с воем, прижав поврежденную, и начинающую кровить, кисть к животы, скрючившись, падает на землю. Его подельник, уронив «приличного» мальчика под ноги, бросается к другу:

— Костян, ты живой?

Он, бы сука, еще бы спросил» «Костян, ты ОК!». Я пинаю откляченный мальчишеский зад, пацан падает рядам с другом.

— Какой детдом — первый или третий? Быстро говори, а то, за брата, здесь же убью!

— Не убивайте дяденька, третий детдом.

Блин, что делать? «Приличный как-то лежит не хорошо, дышит, но глаза все еще закатившиеся. Я достаю из лежащей на боку авоськи бутылку «Озерной минеральной» и начинаю лить на побледневшее мальчишеское лицо. Очевидно, вода попала в нос, хотя я этого не хотел, пацан начинает кашлять, и переворачивается на бок. Я поднимаю сиротливо лежащую отвертку и держа ее за кончики, убираю в блокнот, других пакетов у меня нет. Два, маленьких упыря, подвывая и поддерживая друг друга, уже пошатываясь удалились от меня метров на пятьдесят. Пока я решал, что делать — вызывать помощь пострадавшему ребенку, или преследовать двух преступивших закон детей, ситуация разрешилась сама собой — детдомовцы скрылись в толпе. Я растолкал пытавшихся не пустить меня в скупку «Рубин» цыган, и крикнул приемщице, чтобы вызывала «скорую» в арку дома.

— Телефон –автомат в пяти метрах, с нашего не положено. — обесцвеченная сорокалетняя дура даже не подняла глаза от какой-то книжки, обернутой в газету. Я ударил кулаком по прилавку:

— Еще раз говорю тебе, звони в скорую, ребенок, двенадцать лет, в арке, травма головы, без сознания.

— Мужик, ты что шумишь? Выйди отсюда, пока на сутки не уехал — из подсобки скупки вышел милицейский сержант из отдела охраны, держа в руке надкушенный бутерброд с вареной колбасой.

— Ты же в нашем отделе работаешь? — я сунул милиционеру под нос свою красную «ксиву»: — Если пацан в арке умрет, вы оба сядете за неоказание помощи пострадавшему.

— Лена, в «скорую» звони. Пошли — сержант аккуратно положил бутерброд на какую-то квитанцию на прилавке и подтолкнул меня к выходу. Пацан был в сознании, успел чуть приподняться, прислонившись к стене, а сейчас он заходился в бесплодных приступах рвоты. Вокруг стояли и тупо смотрели какие-то бабки, женщины и дети. Лет через тридцать они бы, наверное, начали снимать происходящее на телефоны, ну а пока, просто глазели.

— Разошлись все — мы с сержантом осторожно уложили пацана, под головы ему я приспособил пакет с манной крупой, ничего другого, мягкого, я не увидел. Пацан дышал, сознание больше не терял, смог сказать только, что зовут его Кирилл, и живет он в доме двадцать четыре по Студенной улице. Минут через десять приехала «скорая» и мальчишку увезли в детскую больницу на Красивом проспекте.

— Привет, Лена.

— О, привет, сто лет тебя не слышала.

— Не сто лет, а два года, с тех пор,