В портфеле, который Асадчий просил передать Сомову, лежали наркотики. Прикасаться и тем более вскрывать целлофановые пакеты Руслан не стал, их содержимое и так не оставляло сомнений. Что еще могло находиться в прозрачных кирпичах, наполненных белым порошком? Не сахарная же пудра!

Сперва Бажин подумал, что Апокалипсис потихоньку приторговывает – надо же на что-то содержать секцию. Выручка от учеников небольшая, а экипирован спортзал под завязку: и тренажеры хорошие, и груши, и покрытие… Бажин бы не удивился, подтвердись его гипотеза. Однако ж полной уверенности он не испытывал. Апокалипсис хоть и оставался темной лошадкой, но производил впечатление человека принципиального. Такой мог бы запросто убить заслуживающего кары негодяя, но никогда бы не опустился до торговли наркотиками…

Что ж, сомневался Бажин не зря. Ибо несколько дней спустя доблестные сотрудники полиции задерживают наркоторговцев, за которыми давно охотились, и изымают с поличным сколько? Полтора килограмма? Как раз примерно столько и было в том портфеле. Скорее всего, Сомов с его парнями специально устроили разборки, чтобы подбросить порошок и сыграть на руку полиции, преподнести им уголовников на блюдечке. Получается, что Апокалипсис и глава местной полиции действуют заодно. А следовательно, резонно допустить мысль…

– Да что с тобой? – Лика села на диван и легонько ткнула его кулачком в плечо. – У тебя такое выражение сосредоточенное, как будто ты трехзначные числа перемножаешь.

… Асадчий вполне мог являться тем убийцей!

– Руслан! – негодующий женский голос резанул его по ушам, и он с удивлением уставился на Лику, как будто не ожидал ее здесь увидеть.

– Очень непорядочно с твоей стороны быть столь загадочным, – сердито сообщила Лика, потянувшись за платьем с намерением закончить романтическое свидание. – Загадочность – это прерогатива женщины. А я тут сижу, вся такая понятная, как букварь, и пытаюсь раскусить, что у тебя на уме.

Руслан перехватил ее за руку, заставляя выпустить платье, и накрыл ее губы своими.

– Прости. – Перемежая шепот с поцелуями, он обхватил ее за талию и усадил сверху. – Я виноват. Просто вспомнил об одном неоконченном деле…

Лика отстранилась и внимательно посмотрела на него:

– Я о тебе почти ничего не знаю. Откуда ты приехал и зачем. Чем раньше занимался. Какие у тебя планы на будущее. Я знаю, что говорю сейчас как навязчивая восемнадцатилетняя девица, но это не так. Я всего-навсего люблю находиться со своим партнером в равных условиях. Ты в курсе, где и кем я работаю, где живу, а я…

Руслан мягко накрыл ее рот ладонью, заставляя замолчать:

– Тебе не приходило в голову, что я не рассказываю о себе лишь с одной целью – поддерживать в тебе интерес. Ведь на самом деле я скучный, ничем не примечательный парень. И чтобы удержать рядом с собой такую красотку, необходимо прикидываться таинственным.

– Ты ведь понимаешь, что простой, ничем не примечательный парень никогда бы до такого не додумался? – хихикнула Лика, оттаивая.

– Предлагаю это обсудить позже, поскольку у меня наметился вопрос, требующий срочного решения.

Лика облизала губы и поерзала бедрами:

– Это скорее восклицательный знак, нежели вопрос. И я не против над ним поработать.

* * *

Саше показалось, что она задохнется, если еще хоть на минуту останется с этими двумя в одном помещении. Она понимала, что ведет себя слишком нервно, но справиться с собой не могла. Выбежав на улицу, несколько секунд жадно глотала стылый вечерний воздух, постепенно успокаиваясь. Длинная тихая улочка убегала вниз, плавно стекая с холма и ныряя в сумрак: уже две недели ремонтники не сподобятся починить фонари.

Саша задрала голову вверх. Черное небо, усыпанное блестящим белым бисером, нависало над городом подобно мрачному парусу.

– И чего я так разволновалась, в самом-то деле? Ничего экстраординарного не произошло, – пробормотала она себе под нос, не очень-то веря в собственные слова.

– А? – сиплый голос за спиной заставил ее едва ли не подпрыгнуть от неожиданности.

Она обернулась и с облегчением выдохнула: это всего-навсего Елка, местный бомж-интеллектуал. Он всегда ошивался где-то поблизости, Сашка помнила его с детства. Никто не знал, сколько ему лет и почему он бродяжничает, у него определенно имелся дом, по крайней мере так судачили. Горожане воспринимали его как местную достопримечательность. Нечто неотделимое от них самих. И хотя видок у бомжа был неряшливый, да и горячая ванна ему бы определенно не помешала, его с готовностью пускали в магазины и столовые, угощали обедами. Уж кто-кто, а Елка точно не голодал.

– Я вас напугал, милейшая? Прошу прощения. – Его бородатое лицо расплылось в дружелюбном оскале. – Вы что-то говорили, я подумал, обращаетесь ко мне.

– Просто мысли вслух. – Саше стало неловко оттого, что ее застали врасплох. Кроме того, Елка отличался говорливостью, а беседовать сейчас хотелось меньше всего.

– Извините, я спешу!

Она развернулась и решительно зашагала прочь. В спину ей донесся декламируемый стариком отрывок:

– Я не держу. Иди, благотвори.

Ступай к другим. Уже написан Вертер,

А в наши дни и воздух пахнет смертью…

Саша ускорила шаг, ощущая себя глубоко несчастной. Воспоминания о недавних событиях накатили новой волной. Ей захотелось закрыться в своей комнате, упасть лицом в подушку и заорать, громко и отчаянно. Спроси ее кто-нибудь, что стряслось, она бы и ответить толком не смогла. Все в порядке. Земля крутится, солнце светит. Все по-прежнему, за исключением того, что ее, Сашкин, мир разваливается на части.

И почему все называют юность самым лучшим временем? Жизнь в восемнадцать лет омерзительна! У тебя есть тысячи вопросов – и ни одного ответа. У тебя сплошные проблемы – и никакого опыта их решить. У тебя много запросов – и мало знаний. А самое отвратительное, что тебе не у кого спросить совета. Потому что ты уже не ребенок, чтобы безоговорочно верить маме, но еще недостаточно зрелый, чтобы верить себе самому.

К горлу подступил комок, и Сашка сорвалась на бег, чтобы не заплакать. Спустя десять минут она уже входила в темную прихожую квартиры. Свет включать не стала. Сняла кроссовки и куртку, прошла в свою комнату. Села на кровати, обняла подушку и посмотрела в серый квадрат окна.

У мамы жизнь простая, понятная. Никаких метаний и рефлексии, все давно разложено по полочкам. Она не задумывается о том, правильно поступает или нет, просто делает то, что считает нужным. Понравится ей парень – тут же затащит его в постель, не прилагая усилий. И кого волнует, что этот парень вдвое младше нее? Хорошо быть взрослой независимой женщиной. А Сашка даже намекнуть боится о своих чувствах.

В самом деле, как намекнуть? Глуповато улыбнуться Патрику, пока тот отрабатывает удары? Или, может, подсказать ему, где со скидкой продаются хорошие боксерские перчатки? Отправить ему на телефон свою интимную фотографию, а потом поспешно написать «ой, ошиблась, это не тебе»? Гарик бы на такое клюнул. А Патрик…