Назначение на новгородский стол Мстислава Владимировича, одного из «младших» представителей княжеского рода, определенно свидетельствует об усилении в Новгороде власти Всеволода, но не исключено, что эта акция, резко нарушавшая баланс сил, сложившийся в 1077–1078 гг., стала следствием соглашения киевского князя с новгородцами. Свидетельство об этом мы можем извлечь из летописного рассказа под 6610 г., где говорится об отказе новгородцев принять на княжение сына Святополка вместо Мстислава на том основании, что «сего ны далъ Всеволодъ, авъскормили есмы собе князь, а ты еси шелъ от насъ». Таким образом, мы имеем основание полагать, что Святополк (в отличие от своего предшественника на новгородском столе Глеба Святославича) вскоре после того, как для него открылась возможность получить на юге туровский стол, покинул город по собственной воле, оставив на произвол судьбы новгородскую общину, которая для заполнения политического вакуума была вынуждена вступить в переговоры с Всеволодом Ярославичем, отправившим в Новгород своего внука Мстислава.

Остается выяснить мотивы Святополка. При рассмотрении этого вопроса мы должны принять во внимание, что Туров был для Святополка «волостью отца и брата» (Изяслава Ярославича и Ярополка Изяславича), т. е. «отчиной», тогда как Новгород только «волостью брата» (Мстислава Изяславича), но не отца, который, как мы видели выше, здесь не княжил, а лишь «держал» стол «брата своего Володимира». Поэтому, с точки зрения формировавшегося «отчинного» принципа замещения столов, его пребывание в Турове было более подобающим, чем в Новгороде. Кроме того, если соглашение 1077 г. предусматривало переход киевского стола после смерти Всеволода Ярославича к сыновьям Изяслава, то, сменив своего брата Ярополка в качестве потенциального преемника Всеволода, Святополк в любом случае должен был перенести свое местопребывание ближе к Киеву. Трудно сказать, как Святополк отнесся к тому, что Новгород получил внук Всеволода: интерес к городу на Волхове он начал проявлять лишь в начале XII в., когда геополитическая ситуация была совершенно иной. В то же время нельзя исключать, что отношения Всеволода с племянником в начале 1090-х гг. действительно ухудшились, поскольку в летописной статье 6601 (1093/94) г. сохранилось свидетельство о том, что после смерти отца (13 апреля 1093 г.) Владимир Мономах «нача размышляти, река: „аще сяду на стол отца своего, то имам рать съ Святополком взяти, яко есть столъ преж[е] от отца его былъ“. И размысливъ, посла по Святополка Турову, а самъ иде Чернигову, а Ростиславъ Переяславлю». Факт подобных «размышлений», очевидно имевший целью представить Мономаха сторонником «отчинного» принципа, провозглашенного на Любечском съезде 1097 г., который при порядке замещения столов должен был следовать разделу Ярослава I, свидетельствует о том, что положение туровского князя в качестве потенциального преемника Всеволода к весне 1093 г. было непрочным, вследствие чего сохранялась возможность реализации альтернативных «сценариев» наследования киевского стола. Тем не менее Мономах сделал ставку на сотрудничество со Святополком, который был принят городской общиной («кыянами») и сел на «стол отца своего и строя своего» 24 апреля. Поскольку Святополку принадлежало физическое старшинство перед Владимиром, который был на два-три года моложе, этот акт объективно способствовал внедрению в древнерусскую политическую практику представления о приоритете «старейшинства», хотя она не была выражена здесь так явно, как во второй части статьи 1078 г. Впрочем, с композиционной точки зрения декларация о приоритете «старейшинства» (в соответствии с реконструированным составителем «Начального свода» «политическим завещанием» Ярослава), представляется здесь излишней именно потому, что под 1078 г. уже имеется свидетельство о том, что отец Мономаха Всеволод признал отца Святополка Изяслава «старейшим» князем.

Пытаясь понять мотивы решения Владимира Мономаха, следует предположить, что он принял его ради сохранения в силе компромисса 1077 г., дабы не рисковать тем положением и авторитетом, которые он приобрел при жизни отца. В княжение Всеволода Ярославича сложилась политическая конфигурация, при которой «дуумвират» 1077–1078 гг. трансформировался в «тандем», поскольку теперь соправителями «Русской земли» являлись не два брата, а отец с сыном, т. е. «старший» и «младший» князья. Тем не менее Мономах играл ключевую роль проводника киевской политики, так как на него была возложена реализация всех военных мероприятий. С конца 1078 г. резиденцией Мономаха был Чернигов, а весной 1085 г., вероятно, в дополнение к черниговскому, он получил и переяславский стол. Подобная концентрация полномочий, обусловленная необходимостью противодействия кочевникам, скорее всего, была временным явлением, которое имело место до тех пор, пока в результате энергичных действий Мономаха половецкая экспансия не была приостановлена. По свидетельству ПВЛ, уже в 1086 г. Мономах возвращается из Владимира-Волынского не в Переяславль, а в Чернигов. После смерти Всеволода Ярославича переяславский стол переходит к младшему брату Мономаха Ростиславу.

По мнению А.П. Толочко, Н.Ф. Котляра и В.Я. Петрухина, в результате перераспределения столов в апреле 1093 г. в «Русской земле» был восстановлен режим, существовавший при «триумвирате» Ярославичей, однако это суждение представляется не совсем верным, так как, акцентируя внимание на кратковременной реставрации самостоятельности Переяславля, исследователи игнорируют тот факт, что «триумвират» 1093 г. с династической точки зрения не был повторением «триумвирата» 1054–1072 гг., ибо в стольных городах сидели лишь сыновья Изяслава и Всеволода, продолжавшие поддерживать политическую ситуацию, сложившуюся в 1077–1078 гг., в то время как сыновья Святослава все еще были лишены «причастья» в «Русской земле». События того же 1093 г. красноречиво иллюстрируют тот факт, что отношения внутри нового «триумвирата» не складывались. Вскоре после своего вокняжения в Киеве Святополк по совету приближенных обратился к Владимиру Мономаху, чтобы тот помог ему организовать сопротивление наступавшим половцам, с которыми новый киевский князь опрометчиво отказался заключить мир. «Володимеръ же, собра вои свои и посла по Ростислава, брата своего, Переяславлю, веля ему помагати Святополку». Последняя часть фразы наводит на мысль, что Мономах относился к Ростиславу как «старший» князь к «младшему» (он был старше его на 17–18 лет) и выступал в роли его руководителя, что говорит в пользу постепенного упрочения приоритета «старейшинства». Однако двум «старшим» князьям не удалось достичь «одиначьства» по вопросу о перспективе дальнейших действий. Встретившись в Выдубицком монастыре Святого Михаила, они «взяста межи собою распря и которы» до тех пор, пока не смогли прийти к какому-то более или менее приемлемому решению, скрепленному присягой. ПВЛ сообщает о причине этих «котор» и «распрей» так: «Володимеръ хотяше мира, Святополк же хотяше рати». Под давлением со стороны «разумных мужей» князья выступили из Киева, по-видимому еще не имея конкретного плана действий: на военном совете у реки Стугны под Треполем верх одержал Святополк, но в битве, состоявшейся 26 мая, киевский князь и его союзники потерпели поражение и обратились в бегство, в ходе которого Ростислав утонул в реке. Владимир Мономах, вернувшись в Чернигов, по всей видимости, взял в свои руки управление Переяславлем.

Святополк продолжал сопротивление половцам, но, потерпев еще одно поражение под Торческом (23 июля 1093 г.), он в 1094 г. при участии Мономаха заключил мир, взяв в жены дочь половецкого хана Тугоркана. Однако это не принесло умиротворения «Русской земле», где появился Олег Святославич, который основательно подготовился к борьбе за наследство своего отца. ПВЛ рассказывает о его действиях так: «Приде Олегъ с половци ис Тъмутороконя [и] приде Чернигову. Володимеръ же затворися в граде. Олегъ же приде к граду и пожже около града, и манастыре пожже. Володимеръ же створи миръ съ Олгомъ и иде из града на столъ отень Переяславлю, а Олегъ вниде в град отца своего. Половци же начаша воевати около Чернигова, Олгови не взбранящю, бе бо самъ повелелъ имъ воевати». Эта запись составлена таким образом, чтобы возложить всю ответственность на Олега Святославича и снять ее с Владимира Мономаха. В «Поучении» Мономах описывает эти события несколько иначе: «.Олегъ на мя приде с Половечьскою землею к Чернигову и бишася дружина моя с нимь 8 днии о малу [греб]лю, и не вдадуче имъ въ острогь [съ]жаливъ си хрестьяных душь и селъ горящих и манастырь, и рехъ: „не хвалитися поганым" и вдахъ брату отца своего место, а самъ идох на отця своего место Переяславлю…»