Существовало еще несколько небольших банд, действовавших в масштабах своих районов, которые были рады гарантированным поставкам и мощной защите.

Среди них стоит особо отметить банды Клода Мэддокса и Мартина Гилфойла, действовавшие к северу и западу от реки, которые обрели важность на более позднем этапе войны Капоне с преемниками О’Бэниона.

К началу 1923 года Торрио достиг взаимопонимания почти со всеми бандами. О’Доннеллов Сауз-Сайда как будто больше не существовало. До 1920 года братья, во главе со старшим Эдвардом Дж. О’Доннеллом, по кличке Спайк, занимались грабежами на южной стороне, ниже 63-й улицы. Спайк, выигравший два суда по делу об убийстве шести человек, попался на вооруженном ограблении банка Stock Yards Bank and Trust на $12 000, которое пытался совершить средь бела дня.

Во время принятия сухого закона Спайк отбывал наказание в тюрьме города Джолиет. Остальные братья – Уолтер, Томас и Стивен – вышли из дела по собственному желанию. Они просиживали штаны в Four Deuces и радовались любой случайной работе, которую подбрасывал Торрио. Возможно, Торрио был прав, считая их никчемными, но, по иронии судьбы, благодаря этому план Спайка сработал.

К началу 1923 года почти никто из администрации Томпсона не вступал в контакты с посторонними. Год назад три члена школьного Совета рассказали прокурору штата Кроу некоторые подробности подозрительных перекроек границ округов Чикаго. Поссорившись с Томпсоном, Кроу приступил к расследованию, уделяя особое внимание роли Лундина в этом скандале. Лицам, задействованным в махинациях, грозило от одного года до пяти лет тюрьмы. После того как в январе 1923 года коллегия присяжных передала дело Лундина в суд, Томпсон снял свою кандидатуру для переизбрания на пост мэра. Обвинительное заключение увенчало гору претензий к его администрации (позже Томпсон жаловался, говоря: «Друзья меня распяли»).

Летом присяжные оправдали Лундина и остальных обвиняемых – команда адвокатов, возглавляемая Кларенсом Дэрроу, была мощной и профессиональной. Несмотря на то что в наши дни образ Дэрроу стал синонимом благородства и высокого интеллекта, он без колебаний брался за уголовные дела тех, кто мог оплатить гонорар и почти всегда выигрывал (Дэрроу защищал Фрэнка МакЭрлайна, самого жестокого стрелка Чикаго). Адвокаты заставили свидетелей изрядно попотеть, поскольку большинство из них клевали из одной кормушки с обвиняемым. Томпсону пришлось прервать отдых на Гавайях, чтобы дать свидетельские показания на Лундина, что стало закономерным финалом партнерства.

Чтобы извлечь выгоду из хаоса в рядах республиканцев, новому лидеру демократов Джорджу Бреннану, преемнику Роджера Салливана, был нужен кандидат, который не противопоставлял бы себя правящему крылу. Выбор пал на шестидесятилетнего Уильяма Е. Девера[83], прослужившего десять лет олдерменом и двенадцать – окружным судьей. За время государственной службы он не фигурировал в скандалах. В 1887 году Девер с отцом переехали из города Уоберн штата Массачусетс в Чикаго.

Работая дубильщиком, он окончил вечерний юридический колледж, что позволило открыть собственную юридическую практику в 1890 году. В апреле 1923 года Девер стал одним из пяти демократов, признанных двухпартийной комиссией приемлемыми кандидатами на пост мэра Чикаго.

Несмотря на реформаторские склонности кандидата, Бреннан знал о его гипертрофированной амбициозности и готовности играть в политику. В качестве цены за поддержку демократического аппарата, Девер отказался от управляющих рычагов, способных справиться с чикагской коррупцией, отдав их под патронаж партийного босса. Поразительно, но при таких обстоятельствах Девер сумел доставить Торрио и Аль Капоне много проблем.

Он победил на выборах, набрав свыше 100 000 голосов.

Биограф Девера называл его насквозь мокрым сторонником сухого закона. Однажды он заявил группе немцев, хлещущих пиво: «Я никогда и виду не подавал, что могу поддерживать сухой закон. Я и сейчас его не поддерживаю». Однако он действительно был ревностным поборником соблюдения закона.

На должность начальника полиции Девер назначил капитана Моргана Коллинза, некогда изучавшего медицину и владевшего собственным баром. Реформаторы считали его честным и способным полицейским. Один следователь насчитал в его районе шестнадцать букмекерских контор. Коллинз честно признался: для того чтобы превратить развратный район Чикаго-авеню в приличное место, необходимо по меньшей мере триста человек для охраны передних и задних входов каждого заведения.

В течение месяца люди Коллинза совершали облавы по злачным местам по всему городу с безудержным энтузиазмом, арестовывая по 450–500 человек за каждую зачистку. За полгода его люди закрыли более четырех тысяч салунов и пятьсот точек по продаже безалкогольных прохладительных напитков – известных мест торговли пивом. Коллинз объявил команде, что требует большей активности: «Если я не получу результата – некоторым придется искать работу». Чикаго слышал такое и раньше, но через две недели число отозванных лицензий достигло 1400.

Торрио, Аль Капоне и остальных пугало, что Коллинз решительно отвергал предлагаемые выгоды. Four Deuces был центральным заведением Торрио и Аль Капоне, Коллинз совершил рейд и закрыл его. Само по себе это не являлось большой проблемой; у них была дополнительная штаб-квартира в Pershing Hotel на 64-й улице в районе станции Коттедж-Гроув. Тем не менее обстановка накалялась. Сначала Торрио предложил Коллинзу $1000 в месяц, чтобы тот отстал. Вскоре Торрио увеличил сумму до $100 000.

Еще один глава бутлегеров предлагал отступные – $5 за баррель пива в день только за разрешение на перевозку (объем транспортируемого пива составлял 250 баррелей в день). Коллинз ответил «нет» на все предложения и прикрыл двести букмекерских контор, принадлежащих Монту Теннесу, боссу городских игорных заведений, ранее всегда покупавшему полный иммунитет.

В скором времени журналисты уже писали о высыхании Чикаго. Засухи не наступило, но ситуация придала дополнительный импульс плану Торрио.

Однажды О’Доннелл сказал: «Я могу сломать этого петуха Капоне голыми руками в любое время, если он захочет выйти и драться как мужчина». Возможно, это была бы эпическая уличная драка. Спайк выглядел бойцом – длинный, худощавый и жилистый. Морщины на узком выразительном лице придавали ему сходство с грустным бассет-хаундом. У Спайка было отменное чувство юмора. Хороня лучших людей или зализывая раны на собственной шкуре, он говорил: «Моя жизнь – существование между последовательностью пуль. В меня стреляли и промахивались так часто, что думаю, не наняться ли куда-нибудь живой мишенью».

После того как друзья выкупили ему помилование у губернатора Смолла – приблизительно в то же время, когда Девер стал мэром, – Спайк О’Доннелл собрал братьев и нанял около дюжины водителей, громил и продавцов. Как правило, эти люди были освобождены условно-досрочно. Особое место занимал Джерри О’Коннор – еще один выпускник тюрьмы в Джолиете. У новой банды был хороший старт. Первым источником дохода стал захват чужого пива, зачастую принадлежащего Торрио.