– Шампанским. Кауров, я пью только шампанское.

– Ты опять ходила в ресторан? Тебе мало приключений? Я понимаю, конечно, ты мне не жена…

– Вот именно!

– …но я должен знать! – сурово читал он проповедь, чем изрядно веселил хозяйку дома. – Ты должна мне говорить, куда идешь! Я волнуюсь… А вдруг ты пропадешь, кто будет выгуливать пса?

Кира уселась на диван и защелкала пультом телевизора.

– Ты сам-то где был?

– Я? – сник Кауров. – Я уже давно дома. И вообще, зачем ты включила телевизор? Нам что, поговорить не о чем? Я, например, узнал, что у Чесноковой никакого завещания не было.

Кира мгновенно щелкнула пультом, и экран погас.

– Ты узнал про Чеснокову? Какой ты умница!

– Но-но-но! Сиди на диване, чего ты так подпрыгнула? Я тебе не Босс!

– Ну? Рассказывай!

– Марлен Чеснокова, в быту – Елена Семеновна, в последнее время очень увлекалась наркотиками, как утверждают ее коллеги. Во всяком случае, денег она на них тратила – немерено. Из-за этого в труппе были постоянные скандалы – требовалось новое оборудование, новые костюмы, не хватало даже на выпуски клипов. Короче, деньги, если какие и были, они уходили на наркоту. Даже приличного наряда Елена себе в последнее время позволить не могла, так обнищала. Да еще и долги у нее имелись. Не знаю, как на их взгляд, а на мой – долги приличные. В общем, отсюда вытекает, что дамочка состояния сыну не оставила. По поводу предполагаемого «родного» отца: я думаю, это и вовсе никак не выяснишь. Если она и знала что-то, то держала это в секрете. А вообще, я почти уверен, что Русков и есть родной папенька.

– Значит, версия с наследством отпадает? – уныло уточнила Кира.

– А почему это тебя так огорчило?

Кира вспомнила, что ей говорил Егор Михайлович, и совсем раскисла.

– Димки может уже не быть в живых. Зачем кому-то его столько времени держать? Убили, наверное, да и все.

– Слушай, ты где была? Откуда ты притащила такое настроение? – взвился Кауров. – Ну я не знаю… Хочешь, я тебе спою, что ли?

– Тоже мне, Надежда Бабкина! – никак не хотела улыбаться Кира.

Кауров вскочил, описал несколько кругов по комнате и остановился прямо напротив нее.

– Ты же помнишь, Дарье кто-то звонил, хотел с ней переговорить. Ну, она сама дурочка, с милицией у нее топорно получилось, надо было аккуратнее. И я думаю, если бы мальчонки не было в живых, не стал бы этот неизвестный добиваться разговора с ней. Да еще и исчезать потом! В конце концов, можно было письмо прислать. Нет, ему что-то было нужно! И мне кажется, это связано с тем, что парнишка – живой.

– Ну вот! – всполошилась Кира. – Я так и думала! Опять эта Дарья! Вот попомнишь мои слова, это она воду мутит! Ну зачем ей надо было бежать, докладывать обо всем милиции? Я вот на себя ситуацию примеряю: фиг бы я кому призналась – сказали одной прийти, одна бы и потащилась. А она… Нет, не дорог ей был Димка!

– Н-ну, я бы так смело не стал рубить. Во-первых, милиция уже ждала, что к ним будут звонки – ждали, что похитители будут выкуп просить, поэтому висели на телефоне. А уж когда звонок поступил, то Дарью никто и спрашивать не стал – одна она собирается идти или с эскортом. И потом, надо принять во внимание ее тогдашнее состояние – она волновалась, места себе не находила.

Кире отнюдь не понравилось, что Кауров с таким рвением защищает эту непонятную Дарью.

– А почему же тогда милиция не засекла, откуда звонок был?

– Это уж ты у них спроси. Скорее всего, из автомата звонили. Да и мужик, видимо, не дурак был.

– Слушай, Кауров, а кому конкретно ты давал свой номер сотового? Понимаешь, я говорила с Дарьей, она сказала, что Суслин уже сто лет не звонил.

Кауров задумался.

– А телефон… номер… да я Дарье и давал! Точно помню – тогда еще кто-то по телефону им позвонил, и Русков взял трубку. Пока он говорил, я Дарье номер записывал, а она при мне же убрала бумажку в визитницу. Странно…

– Вот! Я же тебе говорю – Дарья эту кашу и варит! А ты – не надо рубить, не надо рубить! – снова взвилась Кира.

– И все равно. Пока мы ничего ей предъявить не можем, надо сидеть тихо и собирать улики, понятно? И не вздумай на нее хоть раз взглянуть, как сейчас на меня смотришь – она вмиг тебя раскусит, и тогда уже фиг мы ее накроем.

День был насыщенный. Кира устала и от праздников, и от неприятных мыслей, ей хотелось поскорее в кровать. Она побрела в спальню и расправила постель.

– Ну что, – спросил ее Кауров и посмотрел совершенно обжигающим взглядом. – Кровать разобрала, теперь и переодеваться пора…

– Да… конечно… – засуетилась Кира. – Я быстро…

– Да, Кира, поторопись, а то Босс уже возле двери полчаса арию «Московского гостя» воет. Выгуляй парня.

Кира обиженно дернулась и принялась натягивать джинсы.

– Господи! Кладовку отобрали, полотенце мое погубили, ванну испоганили, теперь на мою личную жизнь покушаются. И на кой черт, Кауров, ты тогда прилепился ко мне в ресторане?!

Утром Киру разбудил звонок в дверь. Полусонный Кауров еле успел скатиться с дивана и скрыться в кладовке.

– Иди, Кира, открывай. Босс не рычит, значит, кто-то знакомый. Наверняка твоя подруженька пожаловала.

Это и в самом деле была подруженька. Маша ворвалась так бурно, словно спасалась от наводнения. Впрочем, такова была ее постоянная манера появляться в гостях.

Проскочив сразу в спальню, она зычно рассмеялась:

– А ты, я смотрю, еще нежишься!

– Д-да, знаешь ли, как-то вчера умоталась…

– Да ты лежи– лежи, чего вскочила? Мне тут разговаривать удобнее. А где это ты вчера намоталась? Слушай, а чего, Кауров так и не появлялся? – посыпались из Маши вопросы.

– Нет, – пригорюнилась Кира. – Не появлялся. Наверное, у него дела.

– Да знаем мы, какие у него дела! Опять, наверное, за какую-то бабенку зацепился! Нет, Кауров – это не твоя песня!

– Кауров – стерррвец! – присоединился к ней Архип и, решив вспомнить нечто новенькое, добавил: – Кауров – опрррределенно барран!

Кладовка враждебно молчала.

– Ну, знаешь!.. Я такого не говорила! – возмутилась Кира. – И вообще! Что, больше поговорить не о чем? Ты вот, Маша, скажи, как там твоя бабуся?

– Так я же и пришла, чтобы все рассказать. Ты себе не представляешь! Сегодня я к бабуське принеслась, притащила ей гостинцев, а она мне уже и бумажонку в руки тычет. Вот, все – на трех листах. Здесь все, кто тогда работал, здесь… нет, вот здесь – все, кто в реанимации лежал, а тут те, кто лечился на втором этаже, вместе с Лешаковым. Ну, а уж остальных она не успела найти.

Кира взяла листки – все они были исписаны круглым аккуратным почерком. Видно было, что старушка старалась.