На Красной площади Игорь начал с краткого приветствия, в котором совместил респект юбилярам и ушедшей молодости. «Мы хотим поздравить великую группу «Машина времени» с ее днем рождения. Уже прошло так много лет, что многие ребята, которые были лохматыми в 70-е годы, теперь облысели. И наши девчонки вечерами уже ждут домой своих дочерей и волнуются за них. Но тем не менее мы остались такими же, какими были пятнадцать-двадцать лет назад. И еще: если бы не было «Машины времени» на свете, многие из нас наверняка не взяли бы в руки гитары и не жили бы этой странной жизнью. Наше сегодняшнее выступление мы посвящаем величайшей русской группе всех времен и народов».

Веселый характер мероприятия и разношерстность аудитории (вход на концерт был свободным) предполагали, что Гарик сотоварищи, по примеру коллег, сыграют что-то общедоступное, скажем, «Напои меня водой» или «Дорожную» – мелодичные, знакомые публике по телепоказам песни. Но прозвучало десятиминутное маниакальное нечто под названием «Дорога под землю». По первой ассоциации это было где-то между моррисоновскими «Not To Touch The Earth» и «The End» в ее наиболее развернутом варианте и, скажем, «Dirty Boots» от «Sonic Youth», только дополненное страстным саксофоном. Гарик метался по сцене, смачно сплевывал на пол, извивался, сбросил куртку, оставшись в белой майке с надписью «Greenpeace», и опять доставал откуда-то из своих глубин пугающие вопросы и метафизические просьбы, которые посылал поверх милицейского оцепления слегка обалдевшей публике. «Захочешь ли ты рассмеяться, когда я тебе улыбнусь?/ Захочешь ли ты заплакать, когда я на секунду засну?/ Сможешь ли ты умереть, когда за мной навсегда закроется дверь в дорогу под землю, в норы зеленых змей, в дорогу под землю, в Ад?» Праздничек в этот момент перестал быть томным. «Научите меня рок-н-роллу и технике мысли./ Подарите мне новые книги и новую моду./ Покажите мне новые дали и новые выси./ Посадите меня на хлеб и на воду». По обе стороны от Сукачева на авансцене впадали в гитарный раж Воронов, весь в черном, и Крупский (Крупнов), весь в белом. На ударных молотил Паля. По иронии судьбы следом за ними вышло «Браво» с другим барабанщиком и аккуратным, бравурным Валерой Сюткиным. Заиграла дискотечная «Это ты, мой город Москва». Народ сразу вернулся в атмосферу беззаботного оптимизма. Тут еще раз подумалось, как правильно и своевременно разбежались Сукачев и Хавтан, и стало понятно, почему в 1994-м Паша Кузин захотел проиграть с Гариком, а не с Женей.

«Создавая «Неприкасаемых», мы выбрали лозунг из песни Димки Ревякина – «Назад в подвалы!». Опять пришла пора определить: кто с тобой, с кем ты? Сегодня это для кого-то прозвучит странно, но тогда у меня была четкая потребность: понять свое положение в новом мире. Стать несгибаемым, независимым колоссом, чтобы утверждать собственные ценности. Те, кто пошел со мной искать и делать свое искусство, уже имели право сформулировать свое кредо, не оглядываясь ни на прессу, ни на коллег, ни на поклонников. Так поступают художники в «минуты роковые». У меня они были именно в тот момент. Я испытывал мощные переживания, вместе с которыми меня посещали некие мысли, казавшиеся почти утопическими. «Неприкасаемые» возникли как идея, сопровождавшаяся экспериментами тех, кого я позвал. Мы репетировали при свечах, часами играли свободные темы, как в джазе, в какой-то мере, наверное, медитировали. И из этого получилась наша первая программа».

О «Дороге под землю» на Красной площади «Неприкасаемые» пели неслучайно. В то лето они как раз записывали в студии столичного Дворца молодежи с джазовым трио оркестра Олега Лундстрема и симфоническим квинтетом оркестра Гостелерадио тот самый первый свой альбом «Брел, брел, брел», который вышел осенью и открывался именно «Дорогой…». Для ее премьеры, обкатки и вообще заявки новой группы более значительная «трибуна», чем освещавшийся телевидением, радио и различной прессой юбилей «Машины времени», вряд ли бы нашлась. Хотя большинство зрителей, по-моему, тогда не врубились, что присутствуют при возникновении «легенды» (так указано на обложке альбома «Брел, брел, брел»). Многие считали, что перед ними все та же «Бригада С» в несколько измененном составе.

О «Неприкасаемых» узнавали постепенно в течение всей второй половины 1994-го. И до появления их дебютного диска не могли определить: это все-таки стабильный коллектив или, условно говоря, антреприза? Слишком уж самостоятельные и разные участники составляли его костяк. При этом ни Крупнов, ни Воронов конкретно не заявляли, что свернули свои собственные проекты. С лидером «Черного обелиска» вообще получилась слегка удивительная история. По-человечески или интуитивно что-то его с Гариком в тот период сближало. Но буквально за полгода до их творческого альянса Толя также общался с Юрием Шевчуком, принимал участие в подготовке этапного альбома «Это все…» и планировался как новый басист питерского «ДДТ». Однако все неожиданно оборвалось. Гитарист «ДДТ» Вадим Курылев объяснил это так: «Осенью 1993-го мы пригласили из Москвы Анатолия Крупнова и начали готовить с ним новую программу. Сделали несколько вещей: «Духи», «Белая река», «Глазища», «Российское танго». Однако после Нового года Толик на очередную репетицию не приехал, а рванул в Таиланд. Нам опять пришлось перестраивать ряды. Но стремительные «Духи» сохранили в себе детали аранжировки, придуманной еще с Толей».

Почему Крупнов не остался в «ДДТ», теперь можно предполагать сколько угодно. Но, как говорилось в одной знаменитой «московско-питерской» кинокомедии: «Сейчас не об этом». Примечательно другое: у Анатолия тогда хватало собственных замыслов. Он параллельно занимался сразу двумя своими проектами, один из которых – акустический «Крупский сотоварищи» – в принципе, двигался туда же, куда в середине 90-х направился и Гарик. В 1997-м, за несколько недель до своей скоропостижной смерти, Крупнов в популярном телевизионном ток-шоу «Акулы пера», отвечая на вопрос, почему он сейчас хочет выдавать на рынок примерно ту же идею, что уже использована Сукачевым? (имелись в виду акустические альбомы Гарика), едва ли не впервые спокойно, но, как показалось, с некоторой досадой заметил: «Если хорошенько покопаться в архивах студии «Элиас», то выяснится, что альбом «Крупский сотоварищи» записан на год раньше альбома Гарика. Но поскольку Гарик человек гораздо более энергичный, в отличие от меня ленивого…». Дальше он объяснил, что, пока у него не появился директор (Александр Юрасов), «дело не двигалось с мертвой точки». Вот он – ключевой фактор. Толя тогда свой альбом «законсервировал» и примкнул к Сукачеву. Будучи фигурой примерно того же таланта, он временно пожертвовал своим «я» ради «Неприкасаемых». Потому что Гарику, по большому счету, вообще не нужен директор. То есть он может пригласить такого человека (и эти люди у него есть и всегда были) для выполнения ряда административных функций, но не для стратегических задач. Куда и с какой целью идти – он решает сам и затем «примагничивает» к себе других. «Я часто вспоминаю Форреста Гампа. Помнишь, когда он в фильме бежал, просто бежал, а к нему постепенно присоединялись многие, думая, что он бежит с той же мыслью, что и они. А он – просто бежал. И я, условно говоря, просто бегу, а ко мне по ходу дистанции присоединяются разные люди».

Харизматичность и равнозначность связки Сукачев – Крупнов ярко проявилась тем же летом 1994 года в стенах Студенческого театра МГУ на Моховой, откуда театр изгоняли церковники. «Последним парадом» во славу Мельпомены стал в этом здании концерт в защиту театра, который вел один из его актеров – Валдис Пельш. Гости выступали прямо на центральной лестнице в фойе первого этажа. Гарик и Толя сели на ступеньки, и после первой же песни из репертуара «Неприкасаемых» у Крупнова лопнула струна. Пока искали, как ее заменить, Крупский а капелла спел свою (в духе Венички Ерофеева) «Пельменную». Глядя на это исполнение буквально с трех шагов, я осознавал, какой убедительностью обладает Сукачев, если и таких музыкантов-авторов «склоняет» к работе исключительно с его материалом.