Даже твен Нельсона вернулся. Когда шторм стих, дирижабль снова завис над островом, словно полупрозрачная рыба в ясном теплом воздухе. Нельсон рад был снова оказаться на открытом воздухе, и, похоже, все в мире шло хорошо.

Сам Нельсон наслаждался отдыхом. На восьмом десятке он считал каждый год сносного здоровья подарком. К тому же все эти островитяне намного моложе его – вот пусть и работают. Если рыба захочет, она сама клюнет на удочку Нельсона, а нет – так нет.

Около полудня, насколько он мог судить по положению солнца, к нему подошел Сэм. Нельсон медленно приходил в себя – видимо, задремал. Сэм установил подобие зонтика из пальмовых ветвей и достал корзину из листьев, в которой оказалась вода, сок какого-то экзотического фрукта и запеченная рыба. Нельсон с благодарностью принялся за еду, жалея только, что его притупившиеся с возрастом вкусовые рецепторы неспособны по достоинству оценить специи.

Сэм, жуя свою порцию, внимательно смотрел на отца.

– Завтра уезжаешь?

– Самое позднее – послезавтра. Визит к врачу, сынок. Когда доживешь до моих лет… Этот твен набит таблетками, которые я должен принимать.

Сэм улыбнулся.

– Оставайся. Солнце. Рыбалка. Живи с нами.

Нельсон вздохнул.

– Но я этого не заслуживаю. Я всего лишь провел здесь несколько ночей и заделал ребенка твоей бедной матери. Извини, что так грубо.

– Счастлив жить, отец. Благодарен за дар жизни. Счастлив с Люсиль, с Троем. Счастлив, счастлив. Возвращайся, мы будем заботиться о тебе столько…

– Столько, сколько мне осталось?

– Столько, сколько хочешь.

Нельсон вздохнул.

– А я фантазировал, что заберу вас всех в Англию. Мы не придем к соглашению, да? И поэтому в итоге расстанемся. Я пойду своей дорогой, а вы – своей, это худшее решение из всех…

И в этот момент, когда он говорил об отъезде, сидя в неподвижной лодке посреди почти бесконечного моря, под идеально чистым небом, ему показалось, что он услышал, как Трой зовет его.

* * *

Впоследствии он не мог точно сказать, слышал этот зов или нет. Тем не менее позже он вспомнил, как за несколько дней до того Трой решил, что транспортер чем-то обеспокоен. Мог ли живой остров знать о грядущем?

Конечно, некоторые из присутствующих в лодке что-то почувствовали. Они сидели или стояли и, нахмурившись, оглядывали горизонт.

Затем один из юношей выпрямился и показал на запад.

– Смотрите! – тревожно воскликнул он. – Остров! Остров!

Все сидящие и стоящие в лодке повернулись в ту сторону. И Нельсон сразу же понял, почему наблюдатель так нервничал.

Транспортер, низкая темная громада посреди океана с зеленой бахромой леса в центре, исчез. Не погрузился – этот процесс всегда занимал некоторое время. Исчез, пропал. Перешел, понял потрясенный до глубины души Нельсон.

Экипаж взялся за дело с присущими юности энергичностью и решительностью. Нельсон понял, что они предвидели идущую волну. Внезапное исчезновение животного размером и формой с небольшой остров означало перемещение огромных масс воды. Рыбаки привязывали ловушки и снаряжение. Один любезный молодой человек даже обвязал пояс Нельсона веревкой для безопасности. Нельсон едва заметил это действие и рывок лодки, когда прошла большая волна. Сэм, отрезанный от семьи, со слезами на глазах выл от боли, продолжая работать.

И опустошенный, объятый ужасом, рыдающий Нельсон поднял лицо к твену, висевшему в беспокойном небе.

– Лобсанг! Если ты меня слышишь – помоги, Лобсанг! Помоги мне вернуть Троя!

«Почти с самого начала деликатной кампании Следующих по подготовке человечества к участию в будущем проекте Ян Родерик знал об этой игре, даже если не мог выразить словами то, что он уловил, даже если не знал, что знает», – думала сестра Колин. Историй стало еще больше, правдивых и невероятных, целое море. Впоследствии сестра Колин узнает, что все они вносили свой вклад в комплекс мемов, связанных с Приглашением. Истории передавались из уст в уста в разобщенных поселениях людей Долгой Земли и тщательно изучались Яном Родериком, когда он на них натыкался.

Истории, как, например, – сестра Колин читала через его плечо – байка о человеке, известном как Джонни Шекспир, датированная предположительно двадцатью годами после Дня перехода.

* * *

Мистер Клиффорд Дрисколл, родившийся в Базовом Массачусетсе, был учителем английского. Он всегда страстно любил Шекспира, но это его не оправдывает. К благу тех его учеников, которые были способны слушать и хотели учиться, эта страсть питала беспокойный, напряженный, но убедительный стиль преподавания, причем зачастую очень успешный.

В те дойеллоустонские дни начало его карьеры проходило в маленьких общественных средних школах родного Базового Массачусетса. В отличие от новых миров Долгой Земли, Шекспир вместе со всем культурным наследием цивилизации Базовой, по крайней мере, был доступен ученикам мистера Дрисколла – достаточно было коснуться клавиатуры или шепнуть в телефон. Но его не покидало ощущение, что учеников постоянно отвлекают от учебы технологические игрушки, нескончаемый фоновый шум высокотехнологичной массовой культуры Базовой, равно как и непреходящий интерес к развивающимся юным телам друг друга.

И мистер Дрисколл сам становился все более беспокойным. Старый холостяк в свои пятьдесят с хвостиком, проживший более двадцати лет в воздержании, приближающийся к последнему этапу своей карьеры перед уходом на пенсию, мистер Дрисколл сформулировал новую цель. Он должен идти туда, где нужен. Где может принести пользу.

Окрыленный духом миссионерства, он нашел место учителя в школе, расположенной, по его мнению, в одном из колониальных миров, на Западе-3, в маленьком последовательном городке Массачусетса с быстро растущим населением и экономикой, базирующейся на лесозаготовках. Мистеру Дрисколлу это место казалось романтичным островком человеческих дерзаний в великом безмолвии всемирных лесов. Быстрый рост колонии в течение нескольких лет после Дня перехода обеспечил ему отрадно переполненные классы учеников.

Но были и проблемы.

Даже в начале 2030-х годов культура американского Запада-3 не была примитивной. Городки побольше уже связывали оптоволоконные кабели, телевидение, телефоны. Этот мир еще не был пропитан технологиями, они не так сильно отвлекали учеников. Но в их головах не оставалось места для английской литературы, не оставалось места для Шекспира. Судьбой местной молодежи была работа на лесопилках. Базовая Земля и ее тысячелетняя культура казались далекой блистательной абстракцией. На что им литература? На что в таком мире Шекспир?

Этот вопрос становился все более существенным для мистера Дрисколла по мере того, как он больше узнавал об этой Долгой Земле, в глубины которой сделал несколько робких шагов.