— Война, война, — охотно подтвердил он. — Сами видите. Когда война — тут в зоне боевых действий всегда, знаете, начинают ходить туда-сюда разные интересные и незаметные люди. Торговцы всякие. Не вашего, конечно, масштаба, так, помельче. Солдаты наши переодеваются в крестьян и, в сезон рейдов на наши земли, остаются после отхода своих. Кавалерийские отряды гоняются друг за другом. Вон, саракинос, как вы сами заметили, послали сюда ту троицу солдат — и не только этих трех, между прочим.

— Это что — они идут с армией к вам навстречу?

— А вы и правда любопытны, — вдруг просиял улыбкой Феоктистос. — И как же это хорошо! Потому что…

Тут он начал рассматривать меня чуть сбоку.

— Вы поели? Отдохнули? — вдруг заботливо спросил он.

— Полон сил, — отозвался я. — Готов к продолжению серьезного разговора.

— Потом поговорим, — продолжал улыбаться он. — Когда вернетесь.

— Опять путешествие, — легко отозвался я.

— Пустяковое. Сейчас, когда мы выйдем отсюда, я вам рукой покажу. Отсюда ее видно, эту границу. Как ворота на горизонте. И, если вы заметили, там, в павильоне, один человек как раз начал докладывать киру Константину что-то насчет армии, которая стоит за этими воротами. Армии саракинос, конечно. Докладывать, что мы так и не знаем точно, какие у нее намерения, и все прочее. И знаете, что тот ответил, показывая, между прочим, на вас?

— Что? — спросил я мрачно.

— Император сказал: а вот пусть он съездит и спросит.

Феоктистос сокрушенно развел толстыми руками:

— Он у нас иногда шутит, знаете ли. Так что — ну, вы и правда съездите и спросите.

Чир гордился мной и собой.

Он хорошо провел время в лагерной конюшне, ему достался, в общем, тот же ячмень, что и мне, его шкуру отполировали щеткой до зловещего черного блеска. Он также наверняка посмотрел косо на военных жеребцов и понял, что он, может быть, и не моложе, но уж точно умнее и лучше всех.

Я оглянулся: вал свежей земли, над которым поднимаются башни и верхушки палаток, уже позади. Повозки для баллист, которые волокут куда-то упорные быки, курящиеся дымки, красноватая пыль, рев скота — в общем, обоз — тоже позади. Как и солдатские латрины за натянутыми грубыми тканями, вне лагеря.

Феоктистос мрачно раскачивался в седле.

— Вот сейчас они нас, возможно, уже видят сверху, — сказал он. — Армия их появилась тут две недели назад. Будто ждали нас. Плохой человек заметил бы, что кто-то им заранее рассказал, что мы сюда выдвигаемся. И про все прочее, значит, рассказал. Интересно, правда? Но я хороший человек. Я этого не скажу.

— А в вашей работе бывают совпадения и случайности? — поинтересовался я, думая о своих загадках.

— У нас чаще бывают сложности… Мы знаем, сколько у них войска. Пока — немного, пять тысяч или около. Вот вы заодно и посмотрите. Но, с другой стороны, и что нам с того, что их всего пять тысяч? Может, они тут стоят, отдыхают, ждут, когда другие подойдут? Зачем тогда их бить, лучше уж всех сразу. Но дело даже не в числах. Кто ими командует? Чего он хочет? Зачем сюда пришел? Это главное сейчас. Вот мне и надо, чтобы вы побыстрее вернулись и назвали имя.

— У-гу, — соглашался я, не веря ему ни на секунду. Он не знает имя? Не поймал ни одного разведчика, не сумел спросить так, чтобы тот ответил? И как бы узнать, зачем он меня все-таки туда отправляет.

Чир скалил зубы, оглядываясь на армейских коней, сопровождавших нас — со всадниками, конечно. Он им тоже не доверял.

Вот последние из лагерных сооружений позади. Жара не то чтобы спадает — скорее, солнце намекает, клонясь вбок, что она не вечна.

— Феоктистос, — говорю я, — никогда не поверю, что вы отправляете меня только за тем, чтобы узнать, кто там из моих знакомых командует этим воинством.

— Ну, хорошо, хорошо. Попробую еще раз. Итак, суть дела: зная, кто у них командует, вы знаете, зачем они пришли. Допустим, это какой-то там никому не известный Абу или ибн, а хотел он устроить очередной налет, не зная, что мы идем им навстречу. Вот потому тут и стоят теперь задумчиво. Хотел пограбить, увести скот. Это нормально. Ходят ведь, как на охоту, каждый год, особенно когда урожай. Так будет, пока мы не остановим их тут навсегда. А это — будет, и скоро. Ну, хорошо, если они шли грабить, а наткнулись на нас — тогда все просто, они уходят. Или мы их сомнем.

Мы пересекали почти голую площадку, между складками земли вяло текла река. Сколько человек можно тут убить, если битва произойдет именно на этом пространстве? — подумал я.

— Допустим теперь, Абу Муслим привел сюда половину своего воинства из Хорасана, через весь Иран. Это плохо. Совсем плохо. Кто-то может подумать, что по крайней мере его недруги при дворе нового халифа ему не будут помогать. Это неверно. Здесь тогда появится вторая армия, халифская, чтобы не дать Абу Муслиму победить в одиночку. Или эта вторая армия ударит на Каппадокию, там, на западе. А мы — здесь. В общем, плохо.

Абу Муслим? Я вспомнил: юноша, лежащий рядом со мной на подушках, по пыльной щеке его сползает слеза. Я только что предложил бывшему рабу, а нынешнему вождю повстанцев то, чего у него не было — грамотность, знания, лучших наставников Согда, и он на миг понял: я ведь не шучу.

А жаль, что он тогда не согласился.

— Теперь третий вариант; — неторопливо гудел Феокистос. — Ваш друг Абдаллах. Ему тут и ближе, от этой их Куфы. Если Абдаллах — это тоже серьезно. Но он хотя бы будет осторожен, не станет заходить в наши земли далеко и надолго, опасаясь оставить Абу Муслима хозяином всей империи. Тогда, если это Абдаллах — значит, тоже рейд, но не до самого Города, а удар и отступление. Это мы потерпим. И даже можем его немного побить. Но… понимаете, ведь вы не просто шпион, Маниах. Вы знаменитый у них человек. Вас выслушают. Можно подумать, что когда две армии подошли к самой границе, уже не о чем говорить. Я вас уверяю, что мы повернем свою и уйдем. Константину сейчас не обязательно нужны подвиги и победы. Ему нужно другое — ни разу не проиграть. Ему нельзя ошибиться. Мы можем договориться и разойтись, раз уж мы так неудачно встретились, одновременно по обе стороны этого ущелья. Вот и принесите нам мир, Маниах.

Я посмотрел: ущелье постепенно вырастало передо мной, аккуратным проходом, выпиленным в горном хребте.

Феоктистос остановил коня, мрачно глядя на эту расщелину.

— У меня часто возникает в таких случаях вопрос, — сказал я. — А что будет, если просто не делать ничего?

— Вы очень разумный человек, Маниах. Я тоже люблю ничего не делать, столько хорошего сразу происходит. Но в том-то и дело, что эта долина — не то место, где можно долго стоять. Тут или вперед, или отсюда домой. Потому что…

Тут Феоктистос провел рукой вдоль долины.

— Она так и идет, с севера на юг, эта долина. Юг ее здесь. А вот это — …