— В кутузке, что посреди картофельного поля. Так завсегда было. А что?

— Охрана большая?

— Да нет, один сторож. А что случилось-то?

— Добермана моего взяли. Надо выручать.

— Батюшки, как это? Но ты баила про человека?

— Митрич, милый, это всё равно. Не иначе, как опять Марфа. Я тебе дам бражки бутыль, ты пойдёшь к охраннику отвлекать, а я ползком между картофельными рядами проскочу. Запор там какой?

— Запор-то обыкновенный, засов. Княжна рискованное дело ты затеяла. Однако стервозные девки в услужении княгини. Посмотри-ка, что учинили, канальи.

— У меня нет выхода, Митрич. Сегодня пойдём. Ты откажешь мне в помощи, ну что ж поделаешь, значит, тому и быть, пойду одна.

— Ты хоть и княжна, а не глупи, послушай меня, это опасно. Из-за собаки идти на такой риск, право дело глупость это.

— Мне всё равно, он должен выйти оттуда.

— Господи, пронеси! — перекрестился садовник.

— Ну что ж, как мы ни пытались избежать этого, всё-таки произошло, значит, тому уж быть и мне надлежит через то пройти. И, стало быть, поэтому, как ты не скажешь: «Господи пронеси!»

К вечеру, по последнему солнышку, нарядившись в костюм для верховой езды с отстёгивающейся юбкой и забрав на вторую лошадь садовника, прижимающего под просторной рубахой бутыль с брагой и не хитрой закуской, она выехала в сторону прячущейся за рощей деревни, где на самом её краю, посреди поля, чернела каталажка. Встали на краю картофельного поля, посреди которого стояла с покрикивающим: «Слушай!» сторожем арестантская, просматриваемая со всех сторон. Они спешились. Привязав лошадей, придумали тут же на ходу план. Митрич идёт, якобы в доску пьяный с песнями напрямую, размахивая бутылью, которую предположительно, сторож должен рассмотреть ещё издалека. А там как Бог подскажет. Отстегнув юбку и завернув в неё шляпку, Таня прикрепила их на седле и, обнявшись на удачу с Митричем, пошла в противоположную от него сторону, именно оттуда начинались картофельные ряды. Из-под высокой цветущей ботвы картофеля её было не разглядеть. Потихоньку, ползком, она приближалась к кубической, маленькой постройке с одним крошечным окошечком. Сергей, услышав пьяные песни на поле, насторожился. «Что ты чёрен ворон, вьёшься. Над моею головой?» Выводил Митрич, хлебнув для натурального виду и куражу из бутыли. И тут под окошком до него донёс ветерок голосок Тани: «Серёжа, Серёжа» Он протянул руку в окно и она, подпрыгнув, правда, со второго раза, вложила в неё ошейник. «Серж, слушай меня внимательно, сейчас я открою засов, но выйдешь ты через минут двадцать. Пойдёшь к мосту через речку, и будешь ждать там Митрича. Ты понял?» «Да. Будь осторожна», — последовал ответ и Таня, проползя к двери, поднявшись и слившись со стеной, принялась толкать запор. Сторож стоял к ней спиной и пил прямо из бутыли брагу. Справившись с засовом, она махнула Митричу, зорко следившему за ней, чтоб оставлял брагу сторожу и, закруглившись с хмельным вопросом, уходил. Княжна почти дошла до лошадей, когда услышала шаги спешащего садовника за своей спиной, и тут дикий страшный вопль разнёсся по округе. Распахнув на всю ширь, навалившись грудью, дверь, по полю нёсся огромный прыжками доберман. Охранник, вопя во всё горло только одно: «Оборотень! Оборотень!» — бросился наутёк с поля. «Будет теперь о чём поговорить народу, — перекривилась не весёлой улыбкой она, отряхивая с себя землю и прилаживая на талию свою спрятанную юбку. — Хотя может быть разумная, надеюсь, большая половина, припишет это пьяным бредням сторожа и вскоре всё забудется».

— Ушёл, княжна, он. Смотрите, как идёт, залюбуешься. Красивый чертяка, вот что значит порода и к тому же умный малый. Только вот не могу понять, чего там сторож-то орёт? — отдышавшись от быстрого шага, шептал садовник, протирая глаза.

— Поймёшь скоро. Митрич, милый, сделай, как прошу. Очень прошу. Не просто прошу, умоляю.

— Что ещё, княжна?

— Он ждёт тебя под мостом. Ты непременно найдёшь его там. Не бойся его. Он не опасен.

— Я и не боюсь…

— Митрич, я не о том. Ты поймёшь, о чём я говорила, когда снимешь с него ошейник.

— Зачем?

— Сделай так, как прошу. Тогда ему потребуется вот это, — показала она на сумку, притороченную к седлу. Возьми деньги, — вложила она изумлённому садовнику в руки золотые рубли, завёрнутые в денежные бумажки.

— Для чего? — опешил садовник, во веки не державший такого богатства. — Это же целое состояние.

— Митрич ни о чём не спрашивай. Считай, что так даю, на всякий случай. В дороге пригодиться всё. Откупаться, ночевать, питаться… Пожалуйста, не бросай его.

Садовник рассматривал её во все глаза: «Уж не тронулась ли умом она?»

— Княжна, вы так странно говорите…

— Езжай Митрич, езжай. Он ждёт тебя. Спаси его.

По округе ползли новые слухи и сплетни, которые оживляли размеренную жизнь провинции. И главное одно страшнее и забористее другого. Народ весьма изощрялся в разнообразии толков. Сказки гуляли по всем уголкам, конкурируя между собой. Новые экзотичнее старых в своих рассуждениях и заключениях. Причём мнения людей, как правило, разделились. Кто-то ещё припомнив смаковал рассказывая старые истории о собаке убийце, а кто-то более сообразительный, ловко связал её со слухом об оборотне. Получилось потрясающе. Особенно, если учесть, что это последнее перевешивало всё. В народе, в азарте ползущих змеями россказней, всё меньше вспоминали о псе, а пугали себя и других именно оборотнем. В каталажке нашли одежду, но не было арестанта. К тому же все находили, что не было причины не верить сторожу рассказывающему о добермане. Таня ждала. Но прошло уже несколько дней, а Серж не появился. Пропал и Митрич. Пока для неё мелькала впереди маленькой звёздочкой надежда на добрый исход, она старалась поддерживать в себе с каждым днём угасающую бодрость. Но эти же пролетающие дни забирали безжалостно этот остаток. Таня то валялась днями на кровати, загоняя себя в рамки такого положения, когда всё и вся начинает казаться ужасным. То носиться с безумным лицом по саду. «Трупа в лесу не нашли — значит живой, вернётся, куда ему бедному деваться. Попрячутся с Митричем по лесу, и когда всё стихнет, придут». — Убеждала она себя и своё сжимающееся от тревоги сердце. Положение ожидания и неизвестности, это такое положение, с которым никакая пытка не сравниться. — С тоской думала она. Теша себя тут же надеждой. — «А вдруг пробрались в Москву и отдыхают там, забившись в какой-то уголок». Матушка торопила домой, в Москву, но Таня всячески оттягивала отъезд, надеясь на известие от беглецов или хотя бы возвращения Митрича.

Марфа бегая часто в деревню, слушала всё, стараясь непременно влезть во все разговоры и сделаться действующим лицом, чтоб потом, вернувшись в усадьбу, при рассказах собрать толпу и быть в центре её. Сегодня она летела, словно на крыльях, да и как тут не спешить, если выудила и принесла слух, что наконец-то застрелили собаку оборотня. Услышав такой красочный рассказ, Таня в ужасе вскочила с кушетки. Книга, скользнув с колен, с шумом упала на пол. С минуту стояла неподвижно. В глазах княжны при этой жуткой новости зарябило снегом, потом всё вокруг затуманилось и в голове помутилось, а грудь взяло в оковы что-то очень тяжёлое и выворачивающее, голова и руки бессильно упали. Таня, покачнувшись, сделала шаг и, потеряв сознание, упала, как подкошенная на ковёр.