— Митрич пропал? Когда? Что у вас тут ещё приключилось? — удивился он.

— Ничего не знаю, он уехал с княжной на прогулку. Вернулась только она. Сказалась больной, а после настоятельных просьб объясниться, вымолвила, мол, лошадь Митрича понесла, что, если живой, то объявится. Вот лошадь объявилась: цела, невредима и с седлом, а Митрича и в помине нет. Может, оборотень загрыз, — всхлипнула она.

— Какой такой оборотень? Что ты плётёшь, — ничего не понимая, князь начинал злиться.

— Не кричите так, я сейчас чувств лишусь. Урядник рассказывал, поймали мужика, страшного, здоровущего, небритого. Посадили его в каталажку, а он обернулся собакой и ушёл. — Пугаясь его гнева, лепетала жена. Она бы с удовольствием грохнулась сейчас в обморок, чтоб знал, как обижать её, но решила, что муж это в такой момент не оценит, а за зря валяться на полу не очень хотелось. Конечно, можно на кресло, но то совершенно другой эффект. Нет, если б ещё зрителей было побольше и посолиднее, тогда другое дело, она б придумала, как картиннее упасть, а перед дворней и мучиться нечего.

— С перепою чего и в глаза не видел покажется. Ерунда это всё. За Таней следите. — Приказал он.

Дождавшись в сторонке окончания разговора хозяев, подошёл, кланяясь, управляющий с известием, что карета готова и можно отправляться в путь. Князь, зайдя к дочери поцеловать в горячий лобик и простившись с женой, вышел в парк. Подозвав Ваню, невысокого коренастого парня, работавшего раньше с Митричем в помощниках, назначил его садовником и, повздыхав на превратности жизни, полез в экипаж. Лошади тронулись, витые ворота закрылись за экипажем, и карета запылила по дороге, унося путников в город, а с ними и надежду. Дни тоскливо тянулись, лучше княжне не становилось. Сиделкой сидела возле кровати подруги украдкой плача Наташа. Редко приходя в себя, больная не узнавала уже родных и только из последних силёнок, потрескавшимися губами, звала добермана. Княгиня не могла слушать такого и выбегала из комнаты вон. Отдавая приказания никого не принимать и её не тревожить, она удалялась в свою комнату со сверкающими золотыми ризами и драгоценными камнями образами, доставшиеся им вместе с домом, и, опустившись на колени, долго молилась и клала земные поклоны. Безусловно, молитва утешала, придавала ей силы, благотворительно действовала на неё, и она вновь возвращалась в комнату к умирающей дочери. Старая нянька пыталась заваривать настои из трав и насильно поить умирающую, а так же постоянно сидя у изголовья читала господскую богато переплетённую, постоянно раскрытую библию и, щупая сухенькой рукой воспалённый лоб княжны, тяжко вздыхала. «Господи, святы, за какие грехи дитё страждает?!» Между подушками она поставила свою простую, старую, закопчённую лампадой и залитую воском иконку. Чего уж теперь-то! Княгиня поморщилась, но промолчала. У Наташи сдавали нервы. Кругом день и ночь горели свечи. Пахло ладаном и смертью. Её запах не перепутаешь ни с чем. Не видя улучшения, княгиня позвала священника. Тот посочувствовал, почитал молитвы. Помахал кадилом. Соборовал. Его слова утешения, не могли помочь матери. Княгиня проводила священника до крыльца, приказав управляющему отвезти того, куда тот попросит. «Конец, всему конец!» — горестно думала она. Дня через два после этого вернулся князь. На длинном ремешке он вёл добермана.

— Господи, Николя, где ты его нашёл?

— Выкупил у английского посланника, это, разумеется, не та собака, но надо попробовать.

— Мне, кажется уже поздно и нашей девочке ничего не поможет. Но, как можно так увлечься собакой, что кинуть на другую чашу весов свою жизнь, решительно ничего не понимаю. — Твердила она.

Князь, не слушая жену, выбежавшую его встречать, провёл собаку в дом. Пока он понял одно. Дочь жива и следует попробовать. По крайней мере — это шанс. Добермана привели к постели девушки и, взяв её вялую руку, погладили по голове псины. Псу не понравился полумрак и горящие кругом свечи и он, поворчав, залаял. У Тани дрогнули веки. Пёс попробовал выскочить из комнаты, но ему не дали. Он, оскалив зубы, возмущённо порычав, опять загавкал. Таня открыла глаза и с большим трудом повернула голову.

— Барон! Барон! — разлепила спёкшиеся горячкой губы она. Пёс, отказываясь понимать, опять заворчал.

— Как ты чувствуешь себя? — взяв за руку, погладил отец её по голове.

— Хорошо, — ответила больная, не спуская глаз с добермана и пытаясь улыбнуться. Не очень-то это было похоже на улыбку, но отца обрадовало и это. — Папа вы не будете сердиться, если я вас попрошу…

— Чего пожелаешь, ангел мой! — обрадовался князь, хоть каким-то её желаниям.

— Папа, пусть он ляжет со мной.

Княгиня возмущённо подняла брови. «Ах, эти больные, они такие: только и знают, что доставлять своим близким хлопот. И что за причуда, такого слона с собой укладывать». Но сказать это вслух, она не посмела, а князь сам подтолкнул пса к кровати. Тот не отказался от такого ложа. Таня укрыла его одеялом и уснула. Пёс тоже не шебушился, тем более кормёжку ему несли прямо в постель.

— Она умерла? — прошептала княгиня, оглядываясь на мужа.

Князь вопросительно посмотрел на доктора, тот проверил, поднеся зеркальце к лицу, и покачал головой.

— Нет, ваше сиятельство. Дышит. Переломный момент, будем ждать, куда выведет или так, или эдак.

Доберман пригрелся и спал рядом. Псу даже такой приём понравился. Когда он соскользнул с кровати и запросился гулять, князь привязал его за ошейник, а прогуляв и терпеливо дождавшись пока девки вымоют ему лапы, вернул к Тани на кровать. Пёс прижался к исхудавшему тельцу девушки и примолк. Когда Таня открыла глаза, она попросила еды для себя и Барона. Что с великой радостью было исполнено. Потом она пожелала остаться с псом одна и всех попросила выйти. Князь дал знак повиноваться. Торопясь, дрожащими руками, Таня отстегнула ошейник, но чуда не произошло. Доберман не превратился в Сержа. Обхватив красивую шею животного руками, горько заплакала. «Что-то произошло непредвиденное, и он останется теперь навсегда псом, — решила она. — В таком случае, мы останемся вместе навсегда, разделив эту горькую судьбу на двоих». Она одарила его поцелуями и прижала к себе. Пёс прибалдел от такого обращения и царской жизни. Получив слабинку, он сам заскакивал к ней на кровать, с правом хозяина укладываясь на подушку. Маменьку, разум девушки, отказывался воспринимать вообще, Таня просто не замечала её. От чего та потихоньку плакала и просила у Бога прощения. Старая нянька, видя, как княжна идёт на поправку, облегчённо вздыхала по-прежнему не отходя от её постели и втихаря, грешным делом, поругивая хозяйку, чья дурь чуть не довела дочь до могилы. И все вздыхали вслед за ней, думая о том, что беда миновала, но будущее княжны видится пока туманным. С большой неохотой отпуская Барона на прогулку с Алексеем и Наташей, Таня просила:

— Аккуратнее с ним, пожалуйста.

— Батюшки светы. Волнуешься, поправляйся быстрее сама. — Живо откликнулся брат.

Таня и сама старалась, без напоминания, ей очень хотелось быстрее пойти с ним в лес погулять. Пройти по обоим им знакомым местам и тропинкам. «А вдруг что-то изменится, и это благотворно подействует на его преображение?» И вообще, ей казалось, что они не так его прогуливают и к нему не с достаточной любовью относятся. Время шло, торопя стрелки часов, меж тем княжна мало-помалу оживала. Князь, видя, что дело пошло на поправку, а присутствие княгини, в связи с отношением которое между ними сложилось, только раздражает дочь, а никак не помогает её выздоровлению, забрав жену и доктора, уехал. До полного выздоровления Тани при ней остался брат Алексей, получивший грозные инструкции отца, не перечить сестре и потакать во всём и Наташа. Чем крепче становилась княжна, тем смелее и назойливее поселялась в её маленьком сердце тоска. Она по-прежнему избегала общества людей. Таня разговаривала только с доберманом, стараясь скорее избавиться от присутствия около себя подруги и брата. Ещё как-то терпела мирно посапывающую в кресле няньку и не лезшую к ней с разговором. От Натали она просто отворачивалась и закрывала глаза. «Одно хорошо, — думалось ей, — теперь меня никто не донимает. Можно хладнокровно обдумывать свою жизнь. Что будет с ней?» Начав подниматься с постели, стала выходить в сад. Со слезами в глазах стояла у камня, над которым трудился месяц назад Митрич, а сейчас в клумбах, любовно высаженных садовником цветов, копался Ваня. Она обошла с псом все места, где они были с Сержем раньше, вспоминая сама и рассказывая терпеливо слушающему её псу. Но даже в таком отчаянии, она никогда не пожалела об их встрече и роковой страсти, что жгла сейчас её. Хотя не гонись она душой за недостижимым, учи себе детей и болтай с подружкой нюхая цветы, всё было бы иначе. «Бедный, бедный, Серж!» Алексей, наблюдавший за такой нелепицей с сестрой, понимал, что это ненормально, но помятая о наставлениях папа и просьбе доктора, обходиться без расспросов, молчал. «Тихое помешательство, это всё же лучше чем сырая земля, которая чуть не поглотила её», — думал он, не спуская с княжны глаз. Правда, приходилось делать это наблюдая из дали, а не идя рядом, чтоб не нарваться на вспышку гнева. Она вспыхивает моментально при приближении к ней с разговором кого-то. Им и невдомёк, что Таня, успокоившись в обществе нашедшегося добермана, давно обратила внимание на то, что брат и подруга приехали сюда вместе, но интереса к разговору с Натали об этом не проявляла. И, естественно, она догадывалась, что это не было случайностью. К тому же Натали была румяна и весела, голубые глаза её лучились счастьем. Она постоянно либо одёргивала, либо волнительно поправляла складочки своего прелестного, нового платья, бросая влюблённые взгляды на степенно и выдержанно ведущего себя Алексея. Таня всё это наблюдала, но ни спрашивать, ни говорить на этот предмет с ней у неё не было никакого желания. Это чужая радость, не её. Пусть будут подруга и брат счастливы, им надо. А её, Танино счастье, теперь в этом добермане и его маленьком мирке. Ей в нём неплохо и ему, она надеется тоже. Княжне почему-то даже в голову не могло прийти, что это может быть совершенно другая псина. Так редка была ещё та порода. Да и не хотелось ей думать по — другому. Таня прошла по лесной тропинке к охотничьему домику, постояла на месте разрушенного шалаша, последнего пристанища Сержа. Со смешанным чувством радости и жалости ходила она по памятным местам. Княжна понимала, что надо прощаться со всем этим и уезжать отсюда. Иначе тоска возьмёт непременно верх и съест. Вернувшись в поместье, она нашла брата и сразу же, к его великой радости, попросила об том, что хочет вернуться в город. Переночевав в поместье последнюю ночь, разместив баулы и сундуки на экипажи, ранним утром тронулись в Москву. Таня ехала с доберманом, спрятавшись в экипаже и стараясь не смотреть на оставляемые места. Он лежал рядом с ней на диване устроив морду на её коленях и дремал. Только когда проезжали мост, она попросила остановить, прошла по берегу, спустилась к воде, беспременно ища хоть какие-то следы того злосчастного дня. Пёс трусил рядом, прижимаясь к её боку и руке.