же вам не стыдно. Вы меня подвели. Отчего вы не поцеловали руки инфанту?» А она мне в ответ: «Сеньора принцесса, это противно моим убеждениям. Я республиканка». Слышите, как это вам понравится?..

Княжне понравилось. Она улыбнулась.

Но у княгини было еще кое-что в запасе об этом крохотном инфанте:

— Ежегодно бывает в Париже «Бал четырех искусств». Обязательная форма одежды — нагота. И всякий, кто хочет быть на балу, должен быть непременно голым. Допускается в виде исключения какая-нибудь легкая ткань. И вообразите, инфант Луис явился весь выкрашенный в зеленую краску. Произвёл фурор! И когда его спрашивали, что это такое, он говорил, что символически представляет собою лазоревый грот на Капри. Ну и вышутили же его за этот лазоревый грот… в газетах! Вот вам инфант Луис.

Княжна отошла понемногу. «Зеленый инфант» как будто развеял ее.

А виновник всех её треволнений и взаправду менял в поезде холодные компрессы один за другим. И так усердно, что через несколько часов красная полоса через всю щеку угасла, став бледно-розовой.

Гумберг, едва успев захватить чемодан, бежал, как был, вернувшись в гостиницу со своей злополучной прогулки верхом. В клетчатых галифе и высоких сапогах. Не успел переодеться и даже шпоры отцепил в автомобиле по пути на вокзал.

В «международном» не было свободных мест, и он кое-как — и за то спасибо! — устроился в купе второго класса в казённом вагоне. Из Вильно послал Флугу телеграмму в Берлин. Весь путь «гусар смерти» сидел у себя в купе. Завтрак и обед приносили ему из вагона-ресторана.

Все ближе и ближе граница… У небольшого полустанка, в двадцати минутах от Вержболова, поезд шёл замедленным ходом. Гумберг выбросил на платформу свой чемодан и вслед за ним прыгнул сам. Поезд ушел, а на пустынной платформе, с одиноко маячащей фигурою человека в красной шапке, остались под солнцепёком летнего дня чемодан и Гумберг.

Гумберг отыскал сторожа и, посулив на чай, просил раздобыть какую-нибудь подводу.

Через полчаса, тарахтя, подкатил крестьянский воз. Бритый, в длинных седых волосах и в белой, расшитой узорами свитке поляк правил маленьким шершавым коньком. На ухабах вместе с возом подпрыгивал щегольской чемодан. Гумбергу неудобно было сидеть на сбивавшемся сене, затекали ноги.

— Далеко еще?

— Недалеко, проше пана…

Расстилался плоский пейзаж с черной пахотою. Уходили по дороге жиденькие ветлы… В стороне обозначился фольварк, обнесенный высокой кирпичной стеною. На этот самый фольварк и держал свой путь Гумберг. Его встретил плотный немец в черной мягкой шляпе и с массивной серебряной цепочкою на жилете. Дымилась в зубах фарфоровая трубка.

— Вы господин Герман? — спросил Гумберг.

— О да, натурально это я! — закивал головою немец. — Кто же другой может быть здесь Герман?

Гумберг сунул бритому седовласому крестьянину полтинник.

— Пишпадало бы сен на пиво, ласки паньски…

— Мало тебе? Ах-ты, польская свинья, вот накладу по шее, будешь знать! — посулил Герман. Мужичок стегнул своего шершавого коня и давай бог ноги подальше от беды! С этими фольварковыми немцами свяжись только. Сам не рад будешь.

Гумберг назвал себя, прибавив, что везёт секретные бумаги.

— Вы можете меня этой же ночью переправить через границу, господин Герман?

— Натурально могу, герр ритмейстер! И хотя здесь днем и ночью шатаются русские пограничники, но мы знаем такие укромные местечки… Я вам гарантирую полную безопасность.

Гумберг провел весь день под радушным кровом колониста Германа.

Сытно пообедали. Габер-суп, тушеная свинина с горячими огурцами, картофельный салат. Осушили несколько бутылок пива. Дородная фрау Герман не знала, где посадить господина ритмейстера.

Герр ритмейстер, придя в благодушное настроение, подсев к пианино с висевшим над ним портретом-олеографией кайзера Вильгельма, сыграл «Вахт-ам-Райн».

Так прошёл день и наступила ночь, темная, безлунная, с пеленою облаков, застлавших звёзды…

24. Дама под вуалью

Ирма из себя выходила…

И задавал же ей египетскую работу Флуг каждой своей телеграммой. Бог знает сколько времени уходило, чтоб расшифровать депешу в каких-нибудь семьдесят — восемьдесят слов!.. Цифры, цифры, цифры… Ночью они вырастали в кошмарных, скелетоподобных уродцев и сухо стучащим, как мертвеца кости, хороводом плясали у изголовья Ирмы…

Вот до чего довёл ее Флуг! Правда, и для него каторга склеивать все эти цифры из повсюду в книге разбросанных букв, но ей от этого сознания, право, нисколько не легче.

И с карандашом — в час по ложке столовой — добивалась она смысла из этих, понахватанных на любой странице — извольте отыскать ее — букв.

Как быть с восстановленными депешами? Удобней и проще всего, получив и расшифровав их, уничтожить. Концы в воду — и на душе легче и с плеч долой… Никаких, по крайней мере, улик…

А с другой стороны, каждая такая телеграмма — документ против Флуга, хотя и не его рукою написанный. Ирма личным опытом знала, как дорог бывает вовремя припрятанный клочок бумаги и какую он может иногда сослужить драгоценную услугу…

А между нею и этим американцем бранденбургской фабрикации мало ли что может произойти! Флуг, человек, против которого необходимо всегда иметь камень за пазухой. И пусть таким камнем будет пачка его депеш…

Вот одна из телеграмм, отнявшая у Ирмы целое утро:

«Пишу из Вены. Катастрофа близка. Эрцгерцог уезжает на маневры в Боснию. Торжественное окончание манёвров приурочено к пятнадцатому июля, по варварскому стилю… Это — день Косова поля у сербов. Необходимо растравить этим раны в Белграде. Познакомьтесь непременно с майором Яшей Ненадовичем. Соберите о нем справки в австрийском посольстве. Этот серб нам нужен. Талантливый офицер, любимец воеводы Путника. Ненадович разрабатывает вторжение сербской армии в Боснию и Венгрию. Во время войны будет для сербского штаба неоценимым человеком. Знает каждую тропинку в Боснии, каждый хуторок по всей Хорватии и южной Венгрии. Необходимы документы. Когда используете, надо изъять его совсем из обращения. В саду „Альгамбра“ — атлет-борец Вебер. Поручите ему за хороший гонорар. Уличная ссора, удар кулаком в висок. Телеграфируйте: Сараево, канцелярию наместника»…

Флуг приказывает, графиня должна повиноваться. Она поехала на Сергиевскую. В австро-венгерском посольстве ее снабдили не только биографическими и всяческими еще данными, касательно особы майора Ненадовича, но еще предупредительно показали его фотографию.

Бравый, красивый южно-славянской красотою офицер, с четкими, энергичными чертами лица. Небольшие усы, огненный взгляд. Парадная шапка с белым султаном и вся широкая грудь в орденах за храбрость, геройски проявленную в трех последних войнах — турецкой, болгарской и албанской.

Ирма узнала адрес молодого майора, его телефон; узнала, что он не только отважный офицер, но и большой донжуан. Белобрысый, как спаржа тонкий, первый секретарь, с осведомлённостью завзятого