Тогда студенты стали устраивать свои собрания в разных концах города, на Петербургской и Выборгской стороне, в Измайловском полку, на Васильевском острове.

Третье отделение доносило царю о «постоянно возрастающем брожении», о «таком настроении умов», при котором требовался «только случай, чтобы дать повод к явным беспорядкам». Царь был напуган. У всех еще были живы в памяти волнения начала шестидесятых годов, прокламация «К молодому поколению».

Снова правительство закрыло университет. Усилились полицейские облавы, аресты.

Но движение ширилось, росло. Волнением охвачены другие учебные заведения, Технологический институт, Земельный. Появились воззвания, рукописные листки. Вышла печатная прокламация «К обществу». В ней студенты излагали свои требования и призывали к солидарности.

«Общество должно поддержать нас, потому что наше дело — его дело. Относясь равнодушно к нашему протесту, оно кует цепи рабства на собственную шею», — говорилось в прокламации.

Борьба разгоралась. Началось брожение среди рабочих. Кое-где рабочие открыто выражали свое недовольство. Это были еще слабые, стихийные выступления. Русский пролетариат, вчерашние крестьяне, был еще немногочислен. Ему не хватало организованности и политической направленности.

_____

Вот уже год, как Суслова в Петербурге. Сразу же по приезде она хотела начать работать врачом. Однако для этого надо было получить разрешение особой комиссии, существовавшей при Медико-хирургической академии. Выдавать женщинам такое разрешение было запрещено. Правительство не собиралось делать для Сусловой исключения.

Как быть? Неужели все усилия, все мечты пропали даром? Перед Сусловой встала стена равнодушия, стена из чиновников, из министров толсты́х, из жандармов долгору́ковых. Об эту стену разбивались все ее помыслы.

Но ученые России не могли этого допустить. Они подняли голос в защиту первой женщины-врача. Это был, по существу, голос за женское равноправие, за женскую эмансипацию, против векового рабства.

«…В настоящее время в цюрихском университете выдержала экзамен на степень доктора медицины глубоко уважаемая всеми знающими ее соотечественница наша Н. П. Суслова. Теперь, когда задача всей ее жизни наполовину закончена, дай бог, чтобы ей была дана возможность приложить свои знания к делу в нашем отечестве. Грустно было бы думать в самом деле, что даже подобные усилия, столь явно искренние по отношению к цели, могут быть потрачены даром, а это возможно, если она встретит равнодушие в нашем обществе…» — писал Иван Михайлович Сеченов в одной из газет.

В журнале «Дело» появилась статья, где рассказывалось о защите Сусловой диссертации и о ее приезде в Россию. Дальше редакция писала:

«…До сих пор, как мы видели, г-жа Суслова, хотя и была окружена всевозможными препятствиями, но достигла своей цели, к которой так долго и так упорно стремилась. Дальнейшая ее деятельность — применять свои знания на пользу русского общества, зависит уже не от ее воли… Возможность подобного применения своих знаний зависит не от нее, а от правительства…

…Г-жа Суслова сделала для достижения своей цели все, что могла, и на что, конечно, способны только необыкновенно энергичные натуры. Она геройски вынесла на своих плечах разрешение вопроса, способна ли русская женщина быть медиком-ученым. Если будет ей дана возможность, то она докажет также, способна ли женщина быть медиком-практиком…»

Такую возможность ученые нашли.

В уставе, которым руководствовалась комиссия, была статья, согласно которой тот, кто имел иностранный диплом, пользовался правом, после испытания, получить диплом в России. Эту статью применили к Сусловой, преднамеренно забыв, к какому полу она принадлежит.

Надежду Прокофьевну допустили к экзамену. По существу это была вторая защита диссертации, но она блестяще с ней справилась. По поводу всего этого Герцен иронизировал:

«…госпожа Суслова, которая блестящим образом закончила в Цюрихе изучение медицины и получила диплом доктора, только что сдала экзамен в Петербурге. Успех был вне сомнения, опасность угрожала с другой стороны, со стороны пола Сусловой. Факультет прибегнул к довольно остроумному выходу. Он взглянул на Суслову как на доктора, дипломированного иностранным университетом. И, так как лица, владеющие иностранным дипломом, пользуются в России правом после испытания получить звание доктора, профессора признали Суслову доктором медицины».

Сергей Петрович Боткин, председатель комиссии, поздравил Суслову. Теперь она могла, наконец, заняться любимым делом.

Ее можно было видеть в богатых районах и на окраинах города. С врачебной сумкой в руках, на которой был пришит кумачовый красный крест, она спешила по первому вызову к больному. Ее не останавливали ни непогода, ни расстояние, ни даже ночь. Сама выросшая в крестьянстве, она не боялась нищеты и грязи петербургских трущоб. Она заглядывала в такие углы, где никогда еще не ступала нога врача.

На рецепты она теперь ставила свою печать, на которой было выгравировано: «Женщина-врач Н. П. Суслова». В бедных семьях она не брала платы. Но часто в своей сумке сама приносила лекарства. И вместе с лекарствами — масло, сахар, булку.

Ее пациентами были главным образом женщины. Они шли к ней домой, приводили детей. Некоторые были действительно больны, другие шли просто за советом. К ней приходили полуслепые, шамкающие старухи и молодые девушки.

Она получала пачками письма. Женщины писали ей со всех концов России: научите, куда ехать, как пробиться, чтобы стать полезной в жизни, чтобы стать врачом.

Писали и из-за границы. Вот она держит в руках письмо известного английского ученого-экономиста Джона Стюарта Милля:

«С чувством удовлетворения, смешанным с удивлением, узнал я, что в России нашлись просвещенные и мужественные женщины, возбудившие вопрос об участии своего пола в разнообразных отраслях высшего образования, в том числе и занятиях практической медициной. То, чего с постоянно возрастающей настойчивостью требовали для себя образованнейшие нации других стран Европы, благодаря Вам, милостивая государыня, Россия может получить раньше других…»

Великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев, обращаясь к русским женщинам, стремившимся получить медицинское образование, опубликовал письмо в газете «Голос»:

«…Сколько мне известно, русское общество не только не ответит Вам отказом, но уже отозвалось, горячо и деятельно отозвалось на ваши столь справедливые стремления. Оно доказало, что… одинаково убеждено в чистоте ваших намерений, и в той великой пользе, которую вы призваны принести нашей родине.

Можно утвердительно сказать, что и при настоящем ее положении Родина эта нуждается еще более в женщинах-врачах, чем во врачах вообще, хотя количество даже этих врачей несоразмерно мало в сравнении с настоящей в них потребностью. Исторические судьбы России налагают на русскую женщину особые и высокие обязанности, при исполнении которых она уже заявила столько самопожертвования, столько способности к честному и стойкому труду, что было бы неразумно, было бы грешно (не говорю уже — ставить ей преграды на указанном выше пути) не способствовать ей всеми мерами к осуществлению ее призвания.

Поверьте, за вас