Осколки чужой жизни. Мне стало грустно при мысли, что все эти люди – даже белотелая бесстыдница – давным-давно мертвы. Но… Что поделаешь? Такова жизнь. Зато теперь мы уж точно могли ничего не опасаться; ясное дело, на острове ни людей, ни призраков нет. И вдобавок, впереди нас ждал еще целый ящик замечательных кристаллов.

Наверно, от переживаний этого вечера мы снова зверски проголодались. Я разожгла костер, мы съели по несколько яиц и закусили апельсинами. И даже выпили по чашке чая, Антар с чевелицей, а я с листьями лимонного дерева. Замечательным чашкам все было нипочем. Уже в который раз у меня мелькнула мысль – в чем и где, интересно, прежние обитатели нашего дома готовили себе еду? Может, я плохо искала и где-то лежит себе преспокойненько большой, красивый горшок из такого же удивительного материала, как эти чашки? Нужно будет завтра еще раз как следует обшарить весь дом.

Мы сидели, попивая каждый свой чай и взахлеб обсуждая все, что видели и слышали сегодня. Воображение Антара в особенности поразил корабль, который, конечно, не шел ни в какое сравнение с нашими лодками; такой огромный, такой красивый.

Может быть, и бесстыжая тоже произвела на Антара впечатление, но об этом он умолчал. А мне больше всего понравилась собака. Вдруг Антар хлопнул себя по шее ладонью здоровой руки – так, точно его комар укусил – и только тут я заметила, что уже некоторое время в воздухе слышится негромкое жужжание. Я подняла голову – над нами роилась мошкара. Мелкие серебристые точки плясали в воздухе, и ярко горящий костер, похоже, нисколько не отпугивал их.

– Ну вот, – сказала я, – а ты по комарам скучал.

С Антаром, между тем, происходило что-то странное. Он уставился на свою раскрытую ладонь, ту самую, которой только что убил ужалившее его насекомое. Брови у него поползли вверх, глаза сделались как блюдца.

– Что… это… такое? – как-то замедленно, с трудом произнес он, протянул ко мне руку, и крохотное серебристое создание упало в мою подставленную ладонь.

Однако смотрела я не на него, а на Антара, который вдруг начал медленно заваливаться набок. Губы у него беззвучно шевелились, лицо странно напряглось, как будто он изо всех сил сопротивлялся тому, что с ним происходило. И все же видно было, как свет сознания меркнет в его глазах, а потом они и вовсе закрылись. Он распростерся на земле, неловко навалившись на левый бок и откинув в сторону здоровую руку.

– Антар… – в ужасе прошептала я. – Антар!

Однако вместо того, чтобы кинуться к нему, почему-то перевела взгляд на насекомое, лежащее на ладони. Антар слегка придавил его, но оно было все еще живо и сейчас еле заметно трепыхалось, словно силясь взлететь. И тут меня пронзило такое ни с чем не сравнимое ощущение жути и невозможности, невероятности происходящего, что я, наверно, впервые в жизни по-настоящему поняла смысл выражения – от ужаса волосы шевелятся на голове. Даже вчера, когда исчез Антар, я не испытывала ничего подобного.

То, что лежало на моей ладони, не было ни мошкой, ни комаром; это вообще оказалось не насекомое, а крохотный серебряный человечек, размером чуть меньше ногтя у меня на мизинце. Все у него было как положено – круглая голова с двумя выпуклыми глазами, руки, ноги, только за спиной небольшие крылья, похожие на стрекозиные, а в руке что-то вроде серебряного копья.

И как будто мало было этого невероятного зрелища, произошло нечто уже и вовсе несообразное. Внезапно целый рой этих крохотных созданий со всех сторон ринулся к моей ладони. Они подхватили своего раненого собрата – клянусь, все так и было! – кто за руки, кто за ноги, кто за крылья, и вместе с ним растаяли в ночи.

Спустя мгновение ладонь моя опустела, но тут я перевела взгляд на неподвижно лежащего Антара и забыла обо всем. Кинулась к нему, затормошила, принялась хлопать по щекам, но все впустую. Он не подавал никаких признаков жизни. Я наклонилась, чтобы приложить ухо к его груди, и вдруг ощутила легкий укол в области затылка. Наверно, еще одна серебристая тварь укусила и меня. Слава богу, сердце у Антара билось. Значит, он просто без сознания. Но что произошло? Неужели эта человекоподобная букашка впрыснула ему яд?

Я подумала, что нужно набрать в рот воды и брызнуть Антару в лицо. Приподнялась, протянула руку к розовой чашке и вдруг почувствовала, как все перед глазами поплыло.

Возникло ощущение, точно сверху наваливается огромная тяжесть, пригибая меня к земле. Руки и ноги отяжелели, не было никаких сил удержать опускающиеся веки. В глазах возникло жжение, точно в них забился песок.

Мелькнуло повернутое набок лицо Антара, спокойное, почти безмятежное. Потом его затянула дымка, я почувствовала, что падаю, и все поглотила тьма.

На этот раз "запои" продолжался трое суток. И последствия его были очень похожи на те, от которых в свое время страдал Мартин Брук.

Скверный был человек и к тому же пьяница, но теперь он, без сомнения, уже давным-давно мертв, упокой господи его душу, и поэтому не стоит даже думать о нем плохо. А Дерек жив. Пока. Однако если так будет продолжаться, то и его ждет та же участь, что и Мартина Брука. Вообще-то она ждет любого, потому что все на свете имеет конец, но Дерек понимал, что, позволяя себе подобные длительные "загулы", он ускоряет ее приближение.

И на этот раз – как всегда, как всегда – Чип снова пошел у него на поводу. Он понимал, как Дереку сейчас трудно. Он всегда обладал способностью понимать других. Довольно редкой, надо сказать. Из трех дней только один и то не целиком они провели в заповеднике на берегу маленького озера. Там плавали прекрасные горделивые лебеди и смешные утки с выводками утят, неотступно, точно привязанные, следовавших за своей матерью.

Темная вода сильно заросла крупными плоскими листьями и желтыми чашами кувшинок, над ней носились стрекозы и толклась всякая мелкая мошкара, а из камышей раздавалось несмолкающее кваканье лягушек, которые при приближении людей с громким всплеском плюхались в воду. Чип купался, загорал, ловил садком рыбу и тут же выпускал ее обратно, а Дерек сидел на берегу и получал удовольствие просто оттого, что видит мальчика.

Да, электронного дубля Чипа так и тянуло на природу, не меньше, чем когда-то его самого. Создавая его, Дерек потрудился на славу, вложив в это творение всю свою любовь – и все, что сам знал о мальчике и что сумел обнаружить. На доводку ушло лет десять, не меньше, но оно того стоило.

Чип, дорогой, незабвенный друг, так навсегда и оставшийся пятнадцатилетним.

Именно в этом возрасте он погиб по нелепой случайности, сорвался со скалы в горах, куда отправился побродить вместе с отцом, который тоже вскоре умер от инфаркта. Или, что более похоже на правду, от горя. Чип всегда предпочитал городу природу. Когда-то Дерек тоже ничего против нее не имел и с удовольствием принимал участие в его прогулках. Но не теперь, нет, не теперь. Кстати, если бы в тот раз они взяли его с собой, может быть, мальчик и уцелел. Хотя, конечно, это не бесспорно. И хватит об этом.