Психолог Мюррей Строс установил, что несоответствия в уровне креативности проявляются уже в раннем возрасте. Он работал с семьями из разных социальных слоев, которым предлагались задания на решение проблем при детальной фиксации всех предлагаемых идей наблюдателем. Из шестидесяти четырех американских семей, участвовавших в эксперименте, намного больше креативных решений предлагалось в семьях более высокого социально-экономического статуса. Аналогичные результаты были получены в Индии и Пуэрто-Рико. Словом, при всей своей большей законопослушности и даже этичности представители низшего сословия менее склонны мыслить нестандартно.

Это подводит нас к последнему элементу дилеммы «жесткость – свобода»: непредубежденному отношению к тем, кто отличается от большинства. В более свободных странах и штатах налицо более высокая степень непредубежденности и толерантности к отличным от общей массы людям, в том числе иммигрантам, тогда как в жестких странах и штатах люди более негативно реагируют на тех, кто не вписывается в сложившийся социальный порядок. Примечательно, что та же модель применима и к классам общества: исследования показывают, что в целом представители низшего сословия более негативно относятся к бездомным, гомосексуалам, мусульманам, инвалидам и даже людям с татуировками. В очень многих странах представители низшего сословия испытывают более негативные чувства по отношению к иммигрантам, считая их угрозой своей нации.

В общем, классовые различия являются отражением глубинных культурных отличий, складывавшихся в процессе адаптации к конкретным природным и историческим вызовам. Разумеется, прочно установившиеся различия между классами в разрезе «жесткость – свобода» не обходятся без существенных исключений. Подобно существующим в штатах жесткой культуры либеральным городам, в низших сословиях несложно обнаружить либерально настроенных индивидов, и наоборот. За пределами Соединенных Штатов классовые барьеры могут выглядеть совершенно иначе. Тем не менее фокусировка на разнице в доходах упускает из виду критически важную роль культуры в формировании и поддержании классовых границ по всему миру.

Различие «жесткость – свобода» полезно также для понимания других, не относящихся к социально-экономическим групповых отличий, в частности гендерных и расовых. Термин «привилегия белых» стал пугалом для политиков, однако в его основе лежит не вызывающее сомнений общее правило: группы, обладающие большей властью, то есть контролирующие важнейшие ресурсы, обладают значительно большей свободой отходить от установленных порядков. Во многих обществах большей властью обладают белые, мужчины и гетеросексуалы, вне зависимости от их классовой принадлежности. Они живут в более свободном мире. Напротив, женщины, меньшинства и гомосексуалы обладают меньшей властью и меньшей свободой и подвергаются более строгим наказаниям даже за аналогичные правонарушения. Проще говоря, они живут в более жестком мире.

Это подтверждает опыт, в котором я давала менеджерам прочитать о нарушениях на работе, в том числе оспаривании решений руководителя, краже у коллеги, сокрытии недоработок, порче оборудования и товаров и приписках отработанного времени. Важно, что мы использовали имена нарушителей, сигнализирующие об их расовой и гендерной принадлежности: участники читали о белом мужчине (Грег), белой женщине (Кристен), чернокожем мужчине (Джамал) или чернокожей женщине (Латойя). Затем им предлагалось оценить серьезность нарушения и определить наказание виновным. Результаты говорили сами за себя. Когда речь шла о проступках женщин и меньшинств, менеджеры считали их более серьезными и заслуживающими более строгих наказаний, чем те же действия, совершенные принадлежащими к большинству мужчинами. Схожим образом исследование, проведенное в отрасли финансового консалтинга, показало, что, несмотря на большее количество служебных проступков среди мужчин, чаще и строже наказывают женщин.

То, что отдельные группы подвергаются более суровым наказаниям за аналогичные проступки, заметно и в результатах уголовного судопроизводства. Так, уголовных преступников из числа афроамериканцев судят строже и приговаривают к большим срокам заключения, чем белых, совершивших сравнимые по тяжести деяния. В США афроамериканцев приговаривают к тюремному заключению в пять раз чаще, чем белых. Кроме того, афроамериканцы гораздо чаще становятся мишенью для жестокого обращения и убийства полицейскими, что привело к появлению в 2013 году протестного движения под лозунгом «Жизнь черного имеет значение». Например, в том же году в Фергюсоне, штат Миссури, дорожные патрули останавливали для проверки каждого второго водителя-афроамериканца – и лишь каждого восьмого белого.

Общая картина совершенно очевидна: на разных ступенях социальной и властной иерархии (основана ли такая иерархия на экономическом положении, расовых или гендерных различиях, сексуальной ориентации или других личностных характеристиках) люди живут в различных культурных мирах.

Вы наверняка решите, что американец, переехавший в Японию, или немец, переехавший в Новую Зеландию, испытывает культурный шок, однако трудности адаптации при переходе человека в другой класс общества выглядят не столь же очевидными. Особенно это касается выходцев из рабочего класса, которые обычно оказываются не подготовленными к большей свободе, целенаправленно создаваемой в учебных заведениях и на рабочих местах, предназначенных для высшего сословия. Хотя это не всегда заметно, но в подобных случаях представители рабочего класса невольно оказываются культурно ущербными.

Мы считаем высшее образование плацдармом для будущего материального успеха и мобильности, однако некоторым этот плацдарм представляется недосягаемой горной вершиной. Свободные нравы и открытость многих университетских кампусов вполне устраивают студентов из высшего сословия, но выходцев из рабочего класса они могут дезориентировать и отталкивать. В 2012 году психолог Николь Стивенс и ее коллеги опросили 260 администраторов высшего звена из 50 ведущих американских университетов и 25 ведущих гуманитарных колледжей, чтобы выявить преобладающие в учебных заведениях культурные нормы. Респонденты получали перечень качеств, из которых им нужно было выбрать важнейшие для своих студентов. Подавляющее большинство учебных заведений ожидало, что их студенты будут вырабатывать собственное мнение, а не только прислушиваться к чужим; идти собственным новаторским путем, а не следовать за другими; подвергать сомнению существующие порядки, а не слепо принимать их.

Другими словами, нормы учебных заведений были нацелены на поощрение нонконформизма и независимости. Поэтому неудивительно, что дети высшего сословия, которые, скорее всего, воспитывались в духе большей свободы, индивидуализма и креативности, обычно бывают успешны в университетской среде. В то же время детям низшего сословия, в воспитании которых акцент делался на конформизм, порядок и соблюдение правил, приходится труднее. Для них учеба в университете, даже расположенном рядом с домом, может оказаться сродни переезду в другую страну.

Результаты недавнего опроса 145 тысяч студентов шести крупных государственных университетов стали наглядным подтверждением этого культурного несоответствия. По сравнению со сверстниками – выходцами из высшего сословия студенты из рабочих семей сообщали о меньшем ощущении сопричастности, меньшей удовлетворенности учебой и большем стрессе и депрессии. Из-за ограниченных финансовых возможностей им часто приходится совмещать учебу с подработками, поэтому у них меньше времени на участие в научной и общественной студенческой жизни.