Она вскидывает руки, поднимается и снова сокращает расстояние между нами. Я отступаю, но в конечном итоге оказываюсь зажата в углу и знаю, прежде, чем сестра уйдет, мне придется выслушать финальный аккорд ее наставлений.

— Можешь заниматься самообманом, Женька. Многие находят в нем спасение, потому что у них нет стержня, и они слишком сильно вязнут в мужике, почему-то думая, что вот этот — последний, и на нем свет клином сошелся. И такие, как твой Темочка, просто перемалывают их со всеми потрохами, а потом выплевывают и размазывают по стенке тонким прозрачным слоем. После такого женщина уже не способна быть Женщиной, сестренка. — Она вздыхает, заправляет мне за ухо всегда непослушную прядь и говорит уже чуть мягче, словно вдруг вспоминает, что мы — одной крови. — Женька, я не буду тебя тормозить. Но когда он начнет тебя сжирать, пожалуйста, помни, что плевки на стенах так и остаются плевками на стенах.

Она уходит, а я так и стою возле стены, прижавшись к холодному бетону каждым позвонком, словно распятое насекомое.

Артем приезжает около одиннадцати: привозит милую желтую фиалку в горшке и с самым искренним видом извиняется за что, что не перезвонил. Я знаю, если не остановлю его, он может соврать о том, что провел вечер в компании коллег и партнеров по бизнесу и наверняка будет в этом очень убедителен. И это — лучший способ доказать правоту сестры.

Но я все-таки маленькая трусливая мышь и продолжаю искать тот самый колосок, поэтому, как только он открывает рот, говорю первой:

— Тася видела тебя вчера… С другой женщиной. Она ее узнала, сказала, что ее зовут, кажется, Светлана. — Я вру этим «кажется». Имя и внешность «той женщины» уродливым граффити нанесены на мою идеально чистую стену доверия. — Артем, что происходит?

Я даже не пытаюсь угадать его реакцию. Я вообще ничего не пытаюсь, только верю, как последняя дура верю, что все это просто какая-то случайность. В какой-то момент, пока Артем молча отходит, облокачивается бедрами на тумбу в прихожей и с ленивой усмешкой ставит рядом цветочный горшок, я готова поверить во что угодно, даже в подмену и заговор в стиле фильмов о шпионах. Я внутренне готова принять любое вранье, но только не правду.

Потому что лучше вранье, чем без него.

Господи, я падаю все ниже и ниже. И самое страшное — понимаю и осознаю каждый метр, который приближает меня к поверхности, на которой мне суждено стать тем самым размазанным пятном. Только красным от крови.

— И, конечно, твоя сестра придумала еще кучу всего к этим фото, — спокойно и без тени паники говорит Артем.

— Она ничего не придумала, она просто их показала. Я хочу услышать, что скажешь ты.

— Зачем? Вы же уже состряпали что-то в духе тупого сериала: что у меня есть другая баба, я с ней трахаюсь, а тебе просто морочу голову.

— Артем, прошу тебя… — У меня сдавливает горло, я пытаюсь дышать, но не получается, и голова снова начинает кружиться. — Я просто хочу понять…

— Это моя бывшая женщина. Мы разошлись до тебя. Ей пришлось от меня съехать, а мне пришлось снять ей жилье. И я помогаю ей деньгами. Потому что так получилось, потому что я кое-что пообещал, и даже если эта скандальная баба ничего не заслуживает, я делаю это потому, что должен. Вчера она позвонила, попросила помочь с вещами и покупками. Ничего не было, Жень. Мы уже давно никто друг другу.

Я молчу. Во мне миллиард вопросов, но я не могу сформулировать ни один из них.

Все это звучит так… правдоподобно. На тех фотографиях они не целовались, не выглядели как парочка. Когда мы ходим куда-то вместе, я всегда вишу на нем, крепко держа за локоть сразу двумя руками. И все время хочу поцеловать его колючую щеку.

— Ладно, слушай, я не собираюсь оправдываться. — Артем поднимается, достает из кармана ключи от машины. — Ты знаешь, что с нервотрепками на работе мне только мозгоёбства и не хватает. Просто включи голову и подумай: зачем мне нужно морочить тебе голову, а? Ну вот зачем?

У меня нет ответа на этот вопрос.

У меня нет даже четкого понимания, что сейчас происходит.

Во мне жива только одна эмоция — я правда очень сильно, до отчаяния его люблю. И не смогу остаться одна, потому что, если Артем сейчас уйдет — он уже не вернется. Я его слишком хорошо выучила за эти два месяца.

— Прости, пожалуйста. — Едва-едва, режущим горло шепотом.

Мой любимый писатель Ремарк как-то сказал: «Не всегда просит прощения тот, кто виноват; просит прощения тот, кто дорожит отношениями». Всегда думала, что это какая-то ода самоуничижению, что так поступают только бесхарактерные дуры, а я такой не стану никогда.

Но сегодня, сейчас, когда Артем поворачивается и обнимает меня, снова называя «маленькой дурочкой», я ни о чем не желаю. Гвозди в моих запястьях до сих пор болят, но крест достаточно уютный. А до заката еще столько вздохов, что у меня будет сотня возможностей отвоевать своего мужчину у той, другой. Я смогу.

В тридцать три жизнь только начинается.

Я смотрю на себя в зеркало и думаю, что седина на висках в мои годы — это не «пиздец, старый я стал», а просто толика импозантности. И даже мысли не возникает, что ее нужно как-то прятать. Другое дело, что с моей стрижкой ее не особо и видно.

— Лука, опоздаем, — зовет снизу Анжела, и даже на втором этаже я слышу, как она нервно стучит каблуком.

У этой женщины совсем нет терпения. С другой стороны, она прекрасно вписывается в свои обязанности: успевает быть везде и всегда, и практически нее делает осечек. А за такие профессиональные качества я готов простить многое.

Одно «но»: Анжела считает, что даже из моего дня рождения нужно устроить показуху, поэтому сейчас я добровольно еду на три часа пытки. Но если отвлечься и представить, что это просто еще одна большая и немного неформальная деловая встреча, то пытка может оказаться не такой уж страшной.

— Вот. — Мы уже в машине, Анжела протягивает мне пластиковую папку. — Твои кандидаты.

— Ты решила устроить собеседования… сегодня?

— Лучшего повода не придумать. Неформальная обстановка, непринужденная беседа о работе — комар носа не подточит.

— Ты исключительно умная женщина, Ангелочек. Напомни, почему я до сих пор на тебе не женился?

Она делает снисходительное лицо, складывает руки на груди — и вопрос становится еще более актуальным, когда в мою сторону смотрит пара симпатичных холмиков с тугими сосками, буквально прибивающими пусть на свободу из плена узкого платья.

— Потому что ты трудоголик, я трудоголик, у тебя репутация бессердечного дельца, у меня репутация стервы, а тебе нужна статусная жена с идеальной репутацией, готовая ради тебя на все. А если я уйду с работы, — Анжела даже не пытается скрыть вполне оправданное самовосхваление, — ты пропадешь.

— Черт, — я поправляю ширинку, — кажется, у меня только что исчезли яйца.