Он аккуратно водит, я знаю, что нет причин волноваться, и что большей частью мои страхи надуманы, но паника сильнее меня. Я как будто смотрю подборку ужасающих кадров автокатастроф, где машины выглядят просто грудой покореженного металлолома, и чтобы достать пассажира, спасателям приходится распиливать железные клетки несколько часов подряд.

Он всегда звонил или писал, что уже добрался.

Кроме сегодняшнего дня, и я начинаю накручивать себя, представляя — в который раз! — что он немного выпил, уставшим сел за руль и…

Я закрываю глаза и начинаю мысленно считать от ста в обратную сторону. Раньше это всегда помогало.

Считаю несколько раз подряд, сбиваюсь и начинаю снова. Ужасно хочу ему позвонить, просто услышать любимый голос, узнать, что все в порядке, и что у него просто разрядился телефон, или что были сбои в мобильной связи — и на самом деле он отправил мне сообщение, но оно не дошло.

Даже несколько раз беру в руки телефон… и все время откладываю.

Потому что, хоть мы вместе уже два месяца и пытаемся завести ребенка, я не чувствую себя женщиной, которая имеет моральное право ему звонить. Это смешно и странно, и меня бы высмеяли, если бы я сказала такое в кругу своих немногочисленных подруг, но именно так все и есть.

Я с ним, но я не его.

И во мне нет моральных сил первой начинать неудобный разговор, хоть он и необходим.

В восемь с небольшим звонят в домофон. Я бегу так быстро, что меня заносит — и от удара о декоративную каменную перегородку плечо взрывается жгучей болью. Все же небольшая плата за то, чтобы броситься на шею своему мужчине. В такое время ко мне некому прийти.

Но, как оказывается, я ошибаюсь, потому что в домофоне раздается голос моей сестры.

— Впусти меня, нужно поговорить.

Мы с Тасей почти не общаемся в последнее время. Потому что ей не нравится Артем, и потому что он отвечает ей взаимностью, и когда они в последний раз были вдвоем на одной территории, их словесная потасовка чуть не перешла во взаимные оскорбления.

Сестра упорно считает, что я делаю совсем не то, что мне нужно, а просто подстраиваюсь под комфортный образ жизни мужчины, который сам не готов пускать меня дальше порога.

— Разошлись? — сходу спрашивает Тася, когда я пошире открываю дверь, чтобы пропустить ее внутрь.

— Откуда ты…

— Моська зареванная, — через плечо бросает сестра. Стаскивает сапоги, прямо на пол бросает куртку и уверенно идет на кухню.

Мне достается роль стороннего наблюдателя, пока Тася варит себе кофе, за пять минут устраивая на моей идеальной кухне полны бардак.

— Хорошо, а то я, знаешь, не хотела быть гонцом, приносящим дурную весть.

Тася усаживается на диванчик и включает телевизор.

— Я не понимаю, о чем ты, — отвечаю я, как только справляюсь с первым ступором. — Какие дурные вести? Просто… У меня была задержка, две недели. Но… тесты отрицательные.

Если я скажу, что это из-за Артема, у сестры появится повод бить себя в грудь со словами: «Я же говорила!»

— Погоди. — Тася буквально припечатывает чашкой стол. — То есть ты не знаешь?

— Не знаю, чего?

Сестра достает телефон, несколько секунд что-то листает и потом протягивает мне.

— Полистай дальше, там много.

На фотографиях Артем с какой-то темноволосой женщиной. Она выглядит старше меня, хоть по внешнему виду запросто затолкнет меня за пояс. Они ходят по большому супермаркету, она прижимается к нему, он расплачивается за ее покупки. А потом они вместе садятся в его машину.

— Когда… ты видела это? — У меня нет сил сказать «их», как будто если произнесу вслух — «они» сразу станут реальностью.

— Вчера, около восьми.

— Это какая-то ошибка, Артем был на встрече с партнерами по работе.

— То есть у него есть брат-близнец, которому Темочка разрешает кататься на машине, которую любит больше тебя? Прости! — Тася вскидывает палец и показательно добивает меня пояснением: — Тебя он вообще не любит.

Я продолжаю пересматривать фотографии, смотрю на номер машины — и это действительно машина моего Артема. И вещи, в которых он вера от меня ушел: тот же модный свитер, те же джинсы и ботинки.

Моя голова отказывается верить в происходящее, а тело медленно коченеет от ступней вверх.

— Я ее знаю. — Тася отбирает у меня телефон и усаживает рядом с собой. — Светлана Угрюмова, тридцать пять лет, работает косметологом. Ходит ко мне на курсы, потому что хочет вернуть своего мужика. У них временный разрыв, попытка разобраться в чувствах и включить новое зажигание. То есть, — сестра снова бьет изо всех сил по самому больному, — уже перемирие.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Мне нужно за что-то ухватиться. За что-то внутри себя, за что-то не материальное, что-то из того прошлого, в котором у меня все было хорошо еще вчера вечером. Я, как досужая полевка, пытаюсь перешерстить стог сена в поисках хотя бы одного полного колоска. Но что делать, если все они похожи на полные, но стоит попробовать — есть только пустота внутри тонких высохших стенок?

— Эй, ты меня вообще слышала? — Тася начинает выразительно щелкать пальцами у меня перед носом, и я медленно, но возвращусь в реальность. — Поздравляю, сестренка, у тебя прекрасные ветвистые рога. Пора сбрасывать.

Для Таси это все просто еще одно свидетельство ее правоты, и она, дурачась, делает вид, что хватает меня за невидимые наросты на голову, с громким «чпок!» отрывает их и выбрасывает в сторону. Потом, довольная собой, отряхивает ладони и крепко, до боли в суставе, сжимает пальцы у меня на колене.

— Не благодари. Для крикливой личинки можно подыскать и более походящий биоматериал. Но, пожалуйста, хоть на этот раз послушай свою старую зануду-сестру: не пускай носителя дальше койки. Мужика нужно заводить не раньше тридцати пяти, поверь моему опыту. Только тогда ты будешь точно знать, что тебе нужно, кто тебе нужен и отрастишь такое крепкое чувство пофигизма, что всех напортачивших кандидатов будешь на хрен гнать из своей жизни. Потому что только этого и стоят все окозлевшие самцы.

Я медленно разжимаю ее хватку, поднимаюсь и отхожу в сторону. А потом еще дальше, чтобы между нами было метров пять. Только теперь получится сделать что-то отдаленное похожее на вдох, и от притока кислорода в голове раздается пронзительный писк.

— Всему этому есть разумное объяснение, — говорю я на удивление холодным голосом.

Тася приставляет ладонь к уху, жестом просит повторить, но я не даю увлечь себя в этот театр самолюбования.

— Тась, я люблю тебя, очень, правда. Но заканчивай смотреть «Доктора Хауса».