В своем сне Красавчик был совсем не таким, как мы привыкли видеть его в реальности. Здесь он казался таким же настоящим, как солнце, небо и скалы вокруг. Огромный, покрытый переливающейся на свету изумрудно-зеленой чешуей, змей был великолепен. От почти черных, источающих сизый дымок ноздрей до кончика золотисто-зеленого хвоста, который лениво гулял по снегу и взметывал в воздух пушистые снежинки.

Вдоль боков дремлющего дракона, под самым гребнем, вились две узкие золотые полоски, означающие, что дракон еще довольно молод. Широкие крылья были сложены, одним из них дракон прикрывал морду от солнца. И столько в его позе было ленивой грации и какого-то хищного, воистину звериного обаяния, что даже я, уже не раз видевшая его в этом обличье и именно поэтому подарившая ему такое необычное имя, невольно замерла от восхищения.

А затем позади раздался шум упавшего тела, и снег с хрустом промялся, когда следом за мной в чужой сон вторгся опасный чужак.

— Красавчи-и-и-ик! — во весь голос взвыла я, пугая горное эхо, и что было сил помчалась к неохотно приоткрывшему веко дракону. — Красавчик! Вот ты где… ай!

Моя нога запнулась о занесенный снегом валун, и я с воплем грохнулась, едва не утонув с головой в сугробе. Но в последний момент успела извернуться, шмякнулась на живот и, проехав на пузе оставшееся до дракона расстояние, из последних сил выдохнула:

— Красавчик, помоги! Кажется, меня хотят съесть!

Дракон поднял голову и недоверчиво посмотрел куда-то за мою спину. Кожистые веки опасно сощурились, золотистые радужки потемнели, сползшее на бок крыло приоткрыло жутковатую пасть, в которой угрожающе блеснули клыки. А затем Красавчик приподнялся и жарко выдохнул:

— Кто? Посмел?

Я с трудом села и, повернувшись, ткнула пальцем в замершего на дальней скале пса.

— Он.

Дракон утробно заворчал, поднимаясь с нагретой его телом земли, стряхнул с себя чудом не растаявшие снежинки, а я в это время торопливо наябедничала:

— Третий день меня преследует, гад. И еще, ты знаешь… я почти уверена, что у него блохи!

— Что-о-о?! — в голос взревел Красавчик и едва не встал на дыбы.

Я поспешно отползла в сторону.

— Конечно, как им не быть? Смотри, какая шерсть! Грязный, нечесаный… фу! Представляешь, а ведь они и на тебя могут перепрыгнуть!

От рева дракона задрожала земля под ногами. Застывший наверху пес сперва растерянно рыкнул, но когда рассмотрел дракона во всей красе, благоразумно попятился. И я, испугавшись, что он сейчас исчезнет, не придумала ничего лучше, как вскочить на ноги и во весь голос, перекрывая бешеный рев Красавчика, заорать:

— И еще у него глисты! Слышишь?! И чума! И холера! А еще наверняка лишай! Опоясывающий! Нет, стригущий! Он вообще ужасно заразный!

— Ы-ы-ы-ыр-рр! — услышав про такие страсти, запаниковал дракон и наконец-то выпустил в зверя широкую струю огня, от которой даже у меня опасно затрещали волосы. Затем под ногами снова задрожала земля. Где-то с грохотом стали рушиться скалы. Еще через миг пространство вокруг нас заволокло густым черным дымом. А сквозь неистовый рев бесчинствующего змея прорвался гораздо более слабый, но не менее свирепый и негодующий рык попавшего под раздачу пса.

Впрочем, я недооценила боязнь дракона подхватить какую-нибудь болячку. Когда дым рассеялся, то оказалось, что Красавчик не просто выжег пространство на сто шагов в округе. Как выяснилось, он еще расколол и обрушил вниз ближайшую скалу, оставив от нее лишь крохотный островок, окруженный потоками алой лавы. Снаружи его окружил полупрозрачный купол, накрывший этот участок пространства словно колпаком. Но там, внутри, на крошечном уцелевшем островке, вокруг которого бурлила лава, все еще стоял дымящийся, хрипло дышащий, но почти невредимый зверь, при виде которого меня снова бросило в дрожь.

— Да он что же… неубиваемый совсем?!

— Зато не заразный, — рыкнул сверху успокаивающийся дракон. — Я его про-де-зин-фи-ци-ро-вал.

— Вижу, — механическим голосом уронила я, изучая потрепанного, но ничуть не сдавшегося пса. — Только не понимаю, что конкретно ты с ним сотворил.

Красавчик неожиданно смутился.

— Я тоже не знаю. Просто захотелось нас с тобой обезопасить. И я обезопасил. А уж что с этим чудищем делать дальше, понятия не имею. Но думаю, будет лучше, если ты его отсюда заберешь.

— Не могу. Он, похоже, способен перемещаться по снам, как и я.

— Чего? — недоверчиво замер Красавчик.

Я огорченно кивнула.

— Позавчера я видела его у Шэлы. Потом у Терьена. Сегодня этот лохматый кошмар пришел ко мне… причем вчера я даже пыталась его утопить, но он не умер! И вообще, мне отчего-то кажется, что этот пес — совсем не то, чем кажется.

Дракон задумчиво выдохнул из ноздрей два облака дыма.

— То есть ты даже не знаешь, кого сюда привела?

— А ты знаешь?!

— Посмотри, как скручивается над ним воздух и как плавится скала: он ее пытается поглотить и за этот счет восстановиться, — проурчал мой костяной друг. — Поэтому я не смог его убить. И поэтому не сможешь и ты: здесь, во сне, он практически неуязвим.

— Разве такое возможно? — поежилась я, покосившись на зверя, с трудом балансирующего на обломке скалы.

— Да, — не обрадовал меня Красавчик. — Если, конечно, уметь поглощать магию, заложенную в чужом сне. Но на это способно лишь одно известное мне создание. А значит, это не твой страх, Аль. Это — пожиратель снов. И ты, похоже, его добыча.

Час от часу не легче…

Мало мне было эль Гарра, проблем с катализатором и уникальными папоротниками, так теперь еще и пожиратель снов на мою голову свалился! У нас, в Хотаре, этих созданий называют тоэрани. Порождения магии снов. Живучие, неуязвимые и жестокие существа, которым знакомо лишь одно чувство — голод. Считается, что пожиратели живут в наших снах, питаются людской энергией, перебираются от одного донора к другому, предпочитая магов обычным людям. И если они намертво к кому-то присосутся, то с легкостью могут убить. Причем это будет тихая, почти незаметная смерть.

Во сне.

Именно так в свое время умерла моя мама.

Говорят, чтобы питаться, тоэрани принимают облик самого сильного нашего страха: чем больше эмоций жертва выплеснет во сне, тем больше пищи будет для пожирателя. А страх — на редкость сильная эмоция. И очень стойкая, поэтому способна подпитывать тоэрани годами, если не десятилетиями.

Моя мама скрывала свой дар. Отношение к сноходцам и сейчас весьма настороженное, а лет двадцать назад в самом разгаре была «охота на ведьм», поэтому мама предпочла не обращаться к магии, чтобы не выдать себя. А еще она очень боялась быть преданной, поэтому мы жили скромно и очень обособленно. Ровно до тех пор, пока в нашу родную деревушку, расположенную на окраине Хотара, не пришел отец. Говорят, он был неплохим бытовиком, и свой второй дар я унаследовала именно от него. Как его звали и зачем он приехал в Хотар, мама не говорила. Но я знаю, что родители прожили вместе почти два года, и она всегда вспоминала об этом времени с улыбкой. А когда родилась я, случилось то, чего мама так боялась: она выдала себя. Подсмотрела чужой сон. Случайно, наверное. А может, в надежде, что отец поймет? Но он, к сожалению, не понял. И вскоре ушел, оставив жену с новорожденной дочкой на руках. Больше я о нем не слышала, а мама за последующие несколько лет постепенно ослабла и буквально высохла от горя.