– Милая, это же канун Рождества! Нарядись! – громко призывает она, и сережки в виде новогодних елок подпрыгивают у нее в ушах.

– Не надо, мам. И так нормально.

В отличие от меня, Росс проникся духом праздника и надел дурацкий джемпер с елкой, на которой даже включается подсветка. Мама в восторге.

– Ну хоть КТО-ТО из моих детей настроен отмечать Рождество!

– Погоди, я же в красном. Разве это не праздничный цвет? – выпаливаю я.

– Идем, Мэнди. Тебе надо выпить.

* * *

Мама много лет заведует «Хаслером» и будучи женщиной, прекрасно понимает всю иронию работы в мужском рабочем клубе. Начинала она здесь барменшей, а когда владелец внезапно скончался, то временно взяла управление клубом на себя. Получалось у нее так хорошо, что члены клуба доверили маме эту обязанность окончательно. Она изменила «Хаслер» к лучшему, стала приглашать отличные группы, и завсегдатаи ее просто обожают (даже мужчины). Приятно видеть ее такой – излучающей уверенность, все время смеющейся.

Когда-то все было иначе.

Мы приезжаем в шесть вечера, и мама сразу принимается за работу: бегает по клубу, все улаживает. Росс купил бутылку дорогой водки в каком-то модном магазине и наливает ее такими порциями, о которых завтра все будут жалеть, но сейчас нам все равно.

Клиенты прибывают, мы встречаем их у барной стойки. Они давно нас знают, и почти от каждого мы выслушиваем обязательное «Отлично выглядишь!». Мама хвалится мной и братом с гордым, как у павлина, видом.

Ее дети. Такие молодцы.

По не слишком радостному моему настрою Росс понимает – что-то не так, и после пары стопок дорогущей водки я все ему выкладываю: и про контору, и про Марти… и про Сида.

– Черт побери, Аманда, почему ты не позвонила мне, раз все так плохо?

– А что бы ты мог поделать? – искренне недоумеваю я.

Серьезно, ну чем он поможет?

– Не знаю, просто ты так старалась, а теперь чувствуешь себя несчастной… Мне это не нравится. Ты заслуживаешь большего.

– Я готова сдаться, Росс. Правда. Мне там не место. Мое место ЗДЕСЬ…

– Перестань, и слушать не хочу. Ты у нас умная. Я, мама, Эл… нам хорошо и тут, да. А вот тебе дано покорять высоты.

– Вдруг ты не прав? Ты не представляешь, каково это. К мерзкому Марти прибавился теперь еще и Сид, который оказался скотиной, – бормочу я. – Когда Скайлар обо всем узнает, мне конец. Моя репутация будет запятнана. Ученица переспала со старшим членом конторы. К такому относятся очень неодобрительно, никто не станет воспринимать меня всерьез. Это ОН виноват. Сид и его чертов шепчущий голос.

– Шепчущий голос? – переспрашивает брат. – Что-то новенькое.

– Росс, что мне делать?

– Аманда, ты умная. Покажи им, что хороша в своем деле. Если люди оценят твою отличную работу, им будет плевать, с кем ты переспала по пьяни.

– Я и не надеюсь больше получить должность, ведь Марти так чертовски мил со всеми… – признаюсь я.

– В кого ты превратилась? – изумляется Росс. – Посмотри, откуда ты родом. Аманда, которую я знаю, не стала бы переживать из-за ерунды. Пусть увидят, что ты лучше, чем он.

Господи, когда все перестанут повторять одно и то же? Как будто это так легко.

У меня такое чувство, что все катится к чертям собачьим и мне уже ничто не поможет. Плохая идея – вернуться домой. Здесь я опять становлюсь той самой пятнадцатилетней девчонкой, злой, несчастной и напряженной, а мысль о прошлом пугает.

К счастью, Эл стучит по микрофону – «Крысиная стая» готова начать выступление. Женщины в зале визжат от восторга, услышав вступительные ноты «Баллады о Мэкки-Ноже».

Когда дело доходит до песни «Нью-Йорк, Нью-Йорк», мы с Россом едва держимся на ногах. Зрители взрываются аплодисментами и пританцовывают. Мы подпеваем (точнее, выкрикиваем слова), обняв друг друга.

* * *

Народ расходится, мама приводит в порядок бар и подсчитывает выручку.

– В два раза больше, чем в прошлый раз! Отлично! – Она с радостью выкладывает двадцатифунтовые банкноты на барную стойку. – И все благодаря Элу!

– Прекрасное выступление, Эл, – невнятно произносит Росс, поднимая бокал.

– Что бы мы без тебя делали, дорогой, – воркует мама.

Эл выглядит смущенным и к тому же трезвым.

Мама обнимает его, целует в губы, Эл кладет руки ей на талию.

– О-ой, да ла-адно. Хватит уже. – Сама не ожидала, что произнесу это вслух, но так вышло – и все услышали.

– Тише, Аманда. Не завидуй. Однажды и ты встретишь своего Эла, – с милой улыбкой отзывается мама.

– Э-э, может, я не хочу своего Эла, – сердито возражаю я.

Отвратительно.

– Аманда, перестань… – просит Росс.

– Послушай брата, детка, – вторит ему мама. Боже, как она любит командовать.

Типичная хрень. Даже напившись, Росс остается ее любимым ангелочком.

– О, да, конечно. Я послушаю Росса. Он ведь само совершенство, да? Ну извините, – с сарказмом добавляю я, подняв руки. – Забыла, что я плохая дочь.

Допиваю остатки хваленой водки и с грохотом возвращаю стопку на стол. Замечаю свое отражение в зеркальной плитке в дальней части бара. Ну я и нажралась! С моим лицом что-то происходит, когда я пью, оно расслабляется или вроде того.

И я становлюсь похожей на него.

– Никто так не считает, Аманда. – Эл тактично выпускает маму из объятий.

Лучше бы он не был таким милым. Бесит.

– Ты-то откуда знаешь? Тебя там даже не было! – в гневе кричу я, корча гримасу.

Разозлившись, мама делает шаг вперед.

– Я этого не потерплю. Ты не в себе, Мэнди. Эл – замечательный отчим.

Верно.

– Отчим? ХА! Позволь напомнить тебе, мама, что ты по-прежнему являешься замужней женщиной. – Мои слова брызжут ядом. Как же это низко.

Зачем я так?

Все смотрят на меня с испугом, точно я сошла с ума. Меня это не останавливает, хоть я и понимаю, что расстраиваю близких. Вошла в режим саморазрушения.

– Ох, простите! – притворно-напуганным голосом продолжаю я, накрыв рот рукой. – Я что, затронула щепетильную тему? – Я срываюсь на крик. – Разрушила идеальный вечер, во время которого мы все делали вид, будто живем и всегда жили идеальной жизнью, как в каком-нибудь реалити-шоу?

Я веду себя непредсказуемо, бешено, словно сорвавшееся с цепи животное.

– Аманда, – спокойно обращается ко мне Эл. – Никто так не думает. Мы все понимаем, что тебе пришлось нелегко.