Джек кивнул.

— И мы сейчас отправимся туда?

— Отправимся, — подтвердил Джек. Его взгляд сделался стальным, и у Хлои возникла уверенность в том, что у этого человека лучше не становиться на дороге. Кроме того, она подозревала, что он сильно не в ладах с монахами — хотя с кровососами у него отношения вроде бы были прекрасными.

— Что ж, — негромко сказала она. — В Виселицы так в Виселицы.

Торопливость, с которой Джек собирал вещи, действовала Хлое на нервы, но и желания задерживаться в пустыне у нее не было, так что она не жаловалась. Правда, ей вовсе не казалось, что в Виселицах ее ждет что-то более привлекательное. Мир, в котором она очутилась, вовсе не представлялся ей гостеприимным и милосердным местом.

— Сомневаюсь, что у вас в лагере найдется какой-нибудь путеводитель для путешественников по пустыне или описание монстров Пустоземья, — сказала она, и это было шуткой лишь наполовину.

Джек приостановил сборы.

— Нет, но ты быстро разберешься, даю слово. Раз ты стала одной из нас, я отвечаю за тебя, а я делаю все, что могу, чтобы уберечь моих подопечных. Так что, Хлоя, если ты не замышляешь вреда мне и остальным нашим, я приложу все силы, чтобы ты была в безопасности.

— Я не замышляю вреда, — ответила она. В этом у нее не было никаких сомнений. Вот только она еще слишком мало знала его, чтобы сказать с уверенностью, что она стала одной из них. Она также вовсе не была уверена в том, что ее привлекает суровая жизнь в пограничном форпосте в пустыне, и тем боле в том, что сможет когда-нибудь вернуться домой. Уверена она была только в одном: что когда Джек смотрел на нее, она знала, что не хочет быть против него, потому что, хотя он и не сказал этого вслух, можно было не сомневаться, что он точно так же сделает все, что в его силах, чтобы сокрушить тех, кто не принадлежит к его кучке убийц.

Когда Джек, вернувшись поутру, объявил, что Хлоя прекрасно стреляет, Китти не могла решить, радоваться этому или встревожиться. Никто не знал, кто, что и каким образом выбирает Прибывших, но из опыта было известно, что сюда попадают и люди без боевых навыков. Никто не знал толком, что с ними делать, однако общими усилиями их более или менее натаскивали по этой части. С другой стороны, люди, умеющие сражаться, могли причинять немалые хлопоты и представляли собой источник соблазна для Аджани, который всячески старался переманить их к себе. Любые боевые навыки, которыми владела Хлоя, могли бы пригодиться, но Китти немного встревожило то, что ее ловкость в обращении с огнестрельным оружием произвела впечатление даже на Джека.

— Монахи в Виселицах. Собирайся, если пойдешь, — объявил Джек. И, прежде чем Китти успела произнести хоть что-то в ответ, добавил: — Только сначала выпей, Кэтрин. И ты, и Эдгар. Или оставайтесь оба в лагере. Мне уже приходилось оставлять с ним людей.

С этими словами Джек пошел прочь, окликая на ходу Фрэнсиса, Гектора и Мелоди. Хлоя, как и все прочие обитатели лагеря, следовала за ним — овцы плетутся за пастухом, не раздумывая. Между прочим, новая овца казалась встрепанной сильнее, чем до ухода из лагеря, но тем не менее как привязанная шагала за Джеком.

Китти проводила их взглядом и с удовольствием представила себе, как отвешивает брату здоровенный подзатыльник. Ей было вполне по силам разобраться с монахами — да и с самим Аджани — без всякого веррота. Она уже двадцать шесть лет, чтоб им ни дна ни покрышки, сражалась рядом с Джеком, и благодаря умению и решительности ей всегда все удавалось. Конечно, ей приходилось не единожды умирать, но в последнее время такое случалось с нею гораздо реже.

Сильные руки легли ей на плечи.

— Кит, он говорил совершенно серьезно.

— Ненавижу веррот, — сказала она, обернувшись к Эдгару. Он был одет в брюки и рубашку — единственная уступка, которую он делал жаре пустыни. Китти всегда одобряла эту вольность в одежде. В пиджаках, которые он всегда носил, не было ничего дурного, но ей было приятно видеть Эдгара и в чуть более расслабленном состоянии.

— Если тебе так будет легче, я не стану пить, пока у тебя в голове не просветлеет, — предложил Эдгар. — Кит, я вполне смогу удержать тебя от любых безрассудств, а если ты пойдешь, Джек не станет требовать, чтобы я остался. Он ведь все понимает.

Молча она отвернулась от него и направилась к его палатке. Откинула клапан на входе и вошла в темное помещение. Ее обоняние сразу уловило горьковатый запах мыла, которое предпочитал Эдгар, и она вдохнула воздух полной грудью. Может, это и было глупо, но то, что она оказалась здесь, среди его вещей, окруженная запахом, который всегда ассоциировался у нее с ним, успокоило ее нервы, как могло бы мало что другое. Ее взгляд метнулся от деревянных стоек, на которых он развешивал брюки, чтобы они не мялись, к кровати с туго натянутым покрывалом. При виде кровати она ощутила знакомую истому и поскорее отвернулась. Находиться здесь было опасно.

Она подошла к стоявшему поблизости от двери маленькому столику с двумя стульями подле него. На столе стояли две глиняные кружки, наполненные верротом.

— Пей. А мне в лагере не будет грозить никакая опасность. — Китти взяла одну из кружек. — Держи.

— Кит… — Эдгар взял кружку и, не пригубив, поставил ее на стол. — Даже не пытайся убедить меня, что ты останешься здесь, а не отправишься разбираться с монахами, которые убили Мэри.

Китти отступила от Эдгара. Если она не выпьет веррот, Джек обязательно потребует, чтобы Эдгар остался с нею. А значит, остальные Прибывшие подвергнутся дополнительной опасности. Отказавшись, она лишит отряд двоих из трех его сильнейших бойцов, и оба — и Джек и Эдгар — это знают.

— Даже если меня убьют, я не умру окончательно, — буркнула она. — И ты рискуешь гораздо сильнее, чем я.

Секунду-другую Эдгар смотрел на нее, чуть заметно улыбаясь, а потом сказал то, чего они оба ожидали:

— Если ты не выпьешь веррот, я тоже не пойду в Виселицы. Джек ни за что не оставит тебя одну: ты же обязательно отправишься следом.

— Мой брат — осел и ничего больше!

— Может быть. — Эдгар поднял кружку. — И каждый раз, когда тебя убивают, он становится хуже самого распоследнего отморозка, какого мне доводилось встречать дома. — Он протянул кружку Китти. — Ну же, Кит.

Она взяла посудину, посмотрела на веррот и приняла решение, с которым, пожалуй, запоздала на много лет. Глядя на омерзительную жижу, она сказала:

— Я доверяю тебе больше, чем доверяла кому-нибудь за всю свою жизнь. Даже больше, чем Джеку. — Подняв голову, она увидела, что Эдгар пристально смотрел на нее. — У меня с этим делом не то что у остальных. Когда я пью его, я… реакции у меня непохожие.

Эдгар молча ждал. Выражение его лица не говорило совершенно ни о чем, но она-то знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что он разрывается между болью и яростью.

— Каждый раз, когда я пью его, я слышу в собственной голове Гаруду. Он разговаривает со мною, как будто мы находимся в одной комнате, — продолжила она. — Он может видеть через меня, как через людей из своего отряда. Потому-то я держусь подальше от всех, когда мне приходится выпить веррот… или сделать вид, будто я выпила его. — Она держала кружку в руке, не поднося к губам, но и не опуская на стол. — Джек не знает об этом.