К числу вторых принадлежал и американский бульдог Нафанька. Нафанька катастрофически не переносил поездки на транспортных средствах: машины он возненавидел лютой ненавистью, к общественному транспорту относился как к кровному врагу, а при упоминании о подземке песику моментально делалось дурно.

Нафаня обожал резвиться на улице, носиться по зеленым свежескошенным газонам, ловить бабочек, тявкать в свое удовольствие или же сопровождать хозяев при пеших прогулках. Но стоило Вовке или Ниночке заикнуться о поездке на машине, как Нафанька, вытаращив свои и без того огромные глазищи, начинал трястись мелкой дрожью, забивался в самый дальний угол и от отчаяния и царившей вокруг несправедливости издавал тихие протяжные стоны.

Вот и сегодня ситуация была такой же. Катарина с Владимиром вышли из подъезда, и Нафаня сразу же метнулся в сторону газона.

– Бедолага, – протянул Вовка, глядя вслед убегающему питомцу. – Он даже не подозревает, что ждет его впереди. А все по твоей вине, Копейкина.

Ката промолчала. Ну что она могла ответить Вовке? Что не права и чувствует свою вину и перед ним самим за то, что нарушила планы и испортила выходной день, и перед Нафанькой, потому как по ее милости псу придется истрепать немало нервишек.

Нафаня тем временем резвился в компании двух бабочек-шоколадниц. Прижимаясь к траве, песик вилял маленьким хвостиком и, подобно кошке, охотящейся за шустрой мышью, начинал вилять толстым задом. Затем терпение Нафаньки иссякало, ему надоедало изображать из себя скульптуру, и он с громким похрюкиванием и повизгиванием пытался пастью поймать бабочек.

– Вов, время поджимает, – напомнила Катка, толкнув приятеля в бок.

– Пусть еще немного побегает, – отозвался Бойков.

– Опоздаем.

– Невелика беда, скажешь, что на дорогах пробки.

Отмахнувшись от Бойкова, Ката села на корточки и позвала Нафаньку:

– Нафаня, мальчик, иди ко мне. Иди, мой хороший.

Песик поспешил откликнуться на зов. Лизнув ладонь Катарины, Нафаня перевел взгляд на понурого хозяина и заподозрил неладное.

– Собирайся, брат, – пробурчал Вовка. – Надо нам с тобой смотаться в одно место.

Когда Бойков приблизился к «Оке» и открыл дверцу, в сознании Нафани за доли секунды произошли все мыслимые и немыслимые изменения. Заскулив, Нафанька что было сил драпанул в сторону подъезда.

– Катка, держи его! – орал Вовка.

– Нафаня, стой.

– Ката, быстрее!

– Я стараюсь.

Бульдог забился под скамейку, наотрез отказавшись выбираться обратно.

– Нафаня, дурачок, чего ты испугался? – ласково шептала Ката. – Обещаю, страшно не будет.

Нагнувшись, Вовка вытащил трусишку из-под скамьи и на руках понес к машине.

Нафаня неистовствовал. Он скулил, лаял, вырывался, пытался кусаться, брыкаться... Короче говоря, прибегал к всевозможным собачьим ухищрениям, которые, увы, оказались недейственными. Минуту спустя Нафаня сидел в салоне «Оки».

– Из-за тебя у Нафаньки психика травмируется, – в очередной раз напомнил Вовка. – Сделаешь из него неврастеника, а нам с Нинкой расхлебывай.

– Как вы его на дачу возите?

– А так и возим, Нинка садится на заднее сиденье, обнимает Нафаньку и всю дорогу шепчет ему на ушко ласковые слова.

– Помогает?

– А ты попробуй, – хмыкнул Бойков.

Катарина попыталась прикоснуться к Нафаньке, но песик, очевидно, сообразив, что в его сегодняшних несчастьях целиком и полностью виновата Копейкина, грозно зарычал.

– Ой! Вов, он меня чуть не укусил.

– Брось, Нафанька не кусается.

– Но он...

Договорить Ката не успела – Нафаня закатил самую настоящую истерику. Он выл, царапал когтями сиденья, метался по тесному салону и со стороны здорово напоминал животное, подцепившее бешенство.

– Вова, что делать? – пищала Ката, боясь пошевелиться. – Я его боюсь.

– Нафаня, сидеть! – приказал Бойков.

Ноль эмоций.

– Нафаня, лежать!

– Он у вас понимает хотя бы одну команду? Нафаня, тихо!

– Нафаня, прекрати! – голосил Бойков, глядя на дорогу.

– Нафаня, утихомирься! – поддакивала Катарина.

– Нафаня, спать!

– Нафаня, фу!

И вроде бы Нафанька притих, но тут вдруг Вовка ни с того ни с сего решил отличиться. Неизвестно, о чем он думал и думал ли вообще, но Бойков выпалил:

– Нафаня, голос!

Данную команду Нафанька выполнил с огромным удовольствием. Переполох продолжился.

– Зачем ты это сказал? – негодовала Ката.

– Ты сама спросила, знает он команды или нет. Я решил продемонстрировать.

– Не мог приказать что-нибудь другое?

– Так Нафанька только команду «голос» знает.

Катарина заткнула уши и закрыла глаза. Когда «Ока» Бойкова остановилась у ворот ветеринарной клиники, Ката чувствовала себя лимоном, выжатым с особым цинизмом.

В кабинете Тихона Юрьевича Нафанька повел себя довольно неожиданно. То ли со страху, то ли по иным, известным лишь ему одному причинам он надул у входа огромную лужу.

Заливаясь краской стыда, Катка начала извиняться перед врачом:

– Простите его, он сильно перенервничал.

– Бывает, – с усмешкой отозвался врач. – Собаки не люди, с ними подобное часто случается.

Тихон Юрьевич вышел из кабинета, перекинулся парой фраз с секретарем и вернулся обратно.

– Присаживайтесь, – сказал он Катарине, подмигнув испуганному Нафаньке. – Я весь внимание.

Откашлявшись, Ката затараторила:

– Доктор, мне кажется, Нафаня подцепил простуду: несколько дней чихает, стал вялым, иногда отказывается от пищи.

Тихон Юрьевич заметно удивился:

– Зачем же вы его привезли, надо было дать собаке выздороветь, а уж потом приезжать ко мне.

Катарина выпала в осадок. Вот это заявленьице. К ветеринарному врачу привозят захворавшее животное, а он вместо того, чтобы осмотреть пациента, говорит явно не то, что положено в данных ситуациях.

– Кхе-кхе, – Ката подалась чуть вперед. – Вы бы его осмотрели?

– Кого?

– Нафаню!

– Простите, мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга. Я не лечу простуду.

– Как не лечите, а восемьсот рублей я за что заплатила?

Тихон Юрьевич нахмурил брови. Лужа, оставленная Нафаней, начала распространять едкий запах.

Нажав на кнопку селектора, врач сердито спросил: